|
А в финале меня ждет, если вы еще не догадались, смерть. Да я и так уже мертвец. Но вот вам загадка – решите: почему, когда я чувствую себя мертвее некуда, то трахаюсь особенно вдохновенно? Объясните мне этот феномен, если сможете! Чтобы вам было понятнее, приведу пример. Когда я последний раз спал с юницей, то даже не снял одежду. Так и залез к ней в постель в пиджаке, ботинках и прочем. Тогда мне это показалось совершенно естественным. Моя подруга тоже не смутилась. Так вот, забравшись одетым в ее кровать, я предложил: «А что, если нам никогда не вставать с постели и затрахаться до смерти?» Любопытная мысль, правда? Особенно если учесть, что такое предложение исходит от преуспевающего адвоката, человека почтенного и семейного. Но не успели эти слова еще слететь с моего языка, как я сказал себе: «Кретин! Ты ведь уже мертв. Брось притворяться!» Как вам это нравится? И, разоблачив себя таким образом, я… занялся с юницей любовью. И вот тут я подбросил ему трудную задачку. Думал ли он когда нибудь, спросил я, что, вероятно, на том свете у него сохранится мужское достоинство и можно будет применить его в деле? – Вы еще спрашиваете! – воскликнул Стаймер. – Эта мысль меня постоянно мучает. Вечная жизнь с пришпиленным на мозгу членом – не по мне. Ангельское существование меня тоже не прельщает. Я хочу оставаться самим собой, Джоном Стаймером, со всеми своими земными проблемами. Мне нужно время, чтобы во всем разобраться… может, тысячу лет, может, больше. Нелепое желание, правда? Но так уж я устроен. В распоряжении маркиза де Сада было достаточно времени, и он – воздадим ему должное – многое передумал, впрочем, с его выводами я не согласен. Я вспомнил Маркиза потому, что хочу сказать вам одну вещь: сидеть в тюрьме не страшно… если у вас живой ум. Хуже самому заключить себя в тюрьму, в духовную тюрьму. А ведь так живет большинство людей. В любом поколении по настоящему свободны только единицы. Если посмотреть вокруг незашоренными глазами, видно, что наша жизнь – фарс. Грандиозный фарс. Только представьте, что человек тратит свою жизнь на то, чтобы защищать или осуждать других людей! Наше судопроизводство – бред сумасшедшего. От того, что мы имеем законы, никому не легче. Все это дурацкая игра, которой присвоили эффектное название. Возможно, я уже завтра буду восседать в кресле судьи. Улучшится ли мое мнение о себе из за того, что теперь меня станут величать судьей? Разве изменюсь я хоть на малую толику? Ни в коем случае. Я опять включусь в спектакль… Только теперь буду играть роль судьи. Поэтому осмелюсь утверждать, что все мы изначально обмануты. Я хорошо понимаю, что у всех в этой жизни есть роли, и единственное, что мы можем, – это играть на пределе своих возможностей. Лично мне моя роль не правится. И вообще к актерству охоты нет. Даже если все роли равноценны. Улавливаете суть? Я верю, что пришло время для пересмотра многих институтов. Надо покончить с судами, упразднить законы, полицию, закрыть тюрьмы. Все это давным давно прогнило. Такие мысли сводят меня с ума. Если вы взглянете на суть вещей с моей точки зрения, у вас тоже крыша поедет. И, обрызгав меня слюной, словно из пульверизатора, Стаймер внезапно замолк. После непродолжительного молчания он объявил, что мы почти у цели. – Помните мой наказ – будьте как дома. Делайте и говорите что угодно. Никто в обиде не будет. Захотите ее разок трахнуть – возражать не стану. Главное, чтобы это не вошло у вас в привычку. Мы подъехали в темноте к неосвещенному дому. |
