|
– От природы я пуританин. Пусть и весьма подпорченный. И все же закваска остается – вот в чем дело. Помните, вы как то спрашивали, читал ли я маркиза де Сада? Так вот – мне было отчаянно скучно. Должно быть, для меня он слишком француз. Почему его называют Божественным Маркизом? Как вы думаете? К этому времени мы уже основательно приложились к кьянти и за обе щеки уписывали спагетти. Вино взбодрило Стаймера – и только. В этом была еще одна его проблема: даже под воздействием алкоголя он не расслаблялся. Будто прочитав мои мысли, Стаймер заговорил о том, что он убежденный менталист. – Я из тех менталистов, что и свой член думать заставят. Вот вы опять смеетесь. А ведь это трагедия! Та юница, о которой я говорил, считает, что в постели я непревзойденный мастер. Но это не так. Это она трахальщица хоть куда! Я и с женщиной работаю больше головой. Все равно что подвергаю ее перекрестному допросу, только не словами, а своим мужским естеством. Звучит странно, правда? Так оно и есть. И чем дольше трахаюсь, тем больше сосредоточиваюсь на себе. А кончив, недоумеваю: кто там балуется с моим петушком? Наверное, тут сказывается привычка к онанизму. Вы следите за моей мыслью? То, что обычно делаю я сам, теперь делает кто то другой. Последнее лучше, чем онанизм: ты более отрешен от себя… Ну а моя юница оторвалась всласть! Со мной ведь можно выделывать что угодно! Это ее развлекает и… возбуждает. Она не знает только одного – и скажи я ей, думаю, она бы испугалась – того, что меня с ней нет. Знаете такое выражение – «я весь обратился в слух»? Так вот, я весь обратился в мозг. Мозг с подвешенным членом – представляете картинку? Кстати, давно хотел спросить… Что вы чувствуете с женщиной? Я имею в виду ваши реакции… и все такое. Не думаю, что это мне поможет, но все же любопытно. Неожиданно Стаймер сменил тему. Ему вдруг приспичило узнать, написал ли я что нибудь. Когда я дал отрицательный ответ, он возразил: – Вы и сейчас пишете, только этого не осознаете. Идет непрерывная работа, неужели вам не ясно? Изумленный этим странным замечанием, я воскликнул: – Вы говорите именно про меня или про всех? – Конечно, не про всех! Я говорю о вас, только о вас. – Голос его звучал резко и раздраженно. – Раньше вы упоминали, что хотите писать. Так когда же начнете? Стаймер сделал паузу и основательно набил рот. Не переставая жевать, он стал дальше развивать свою мысль: – Как вы думаете, почему я с вами так откровенен? Полагаете, потому, что вы умеете слушать? Как бы не так! Я выворачиваюсь перед вами наизнанку, ибо вам абсолютно безразлична моя жизнь. Я, Джон Стаймер, не представляю для вас никакого интереса – вам интересен только мой рассказ или манера, в которой он преподносится. А меня интересуете вы сами. Чувствуете разницу? Некоторое время Стаймер молча жевал. – Вы устроены не менее сложно, чем я, – продолжил он. – И это вам известно. Мне всегда хотелось знать, чем живут люди, особенно такие, как вы. Не волнуйтесь, я не собираюсь ничего у вас выпытывать: все равно правды не скажете. Вы ведете бой с тенью – как боксер на тренировке. А я – адвокат. Мое дело – улаживать спорные вопросы. Что же касается вас , то не могу представить себе, чтобы вы занимались каким то конкретным делом. Он резко оборвал разговор и, уйдя в себя, как улитка в раковину, какое то время методично жевал пищу, запивая ее вином. Потом заговорил снова: – Хочу предложить вам провести остаток дня вместе. Возвращаться в контору я не собираюсь. |
