И даже не догадываются, что «человек уже не тот, что был прежде».
2
Ах этот нервный озноб, пробирающий до костей в морозное зимнее утро, когда идешь по улицам и твои металлические набойки примерзают ко льду, а
молоко в бутылке застывает и твердеет, обретая форму ножки гриба… В такую стужу даже самое глупое животное из норы носа не кажет. И ни одному
нищему не взбредет в голову остановить прохожего с просьбой о подаянии. Потому что, когда в мрачных узких улочках свирепо завывает, обдавая тебя
ледяным холодом, ветер, никто, находясь в здравом уме, не станет останавливаться и лезть в карман за монетой. В такое утро, которое
благополучный банкир назвал бы свежим и бодрящим, нищий не имеет права быть голодным или не иметь денег на проезд. А вот в теплые, солнечные
дни, когда даже злодей остановится, чтобы покормить птах, нищим – раздолье.
В такое вот студеное утро я, отобрав образцы тканей, решил наведаться к кому нибудь из отцовских клиентов; хотя никакого распоряжения на этот
счет я от родителя не получал, но тем не менее отправился в путь, истосковавшись по общению и живому слову.
Когда меня посещает такое настроение, я обычно навещаю одного, особо предпочитаемого мной клиента, время с которым всегда протекает необычно.
Надо прибавить, что он редко заказывает себе новый костюм, а если такое все же случается, годами не платит. Тем не менее он считается постоянным
клиентом. Отцу я преподношу свой поход как очередную попытку убедить Джона Стаймера (так зовут клиента) заказать у нас парадный вечерний костюм,
которого у него нет и который, по нашему мнению, может ему в будущем понадобиться. (Стаймер любит повторять, что когда нибудь станет судьей.)
Характер наших бесед со Стаймером выходил далеко за пределы портняжного ремесла, но мой старик об этом не догадывался.
– День добрый! Чему обязан?
Именно этими словами Стаймер обычно приветствует меня.
– Сомневаюсь, в своем ли ты уме, если полагаешь, что я нуждаюсь в одежде. Предыдущий костюм мной еще не оплачен. Кстати, когда его пошили? Лет
пять назад?
Говоря, он лишь слегка приподнимает голову, с трудом отрываясь от заваливших стол бумаг. В кабинете вечно стоит зловонный запах из за глубоко
укоренившейся привычки Стаймера ни при каких обстоятельствах не сдерживать газы – он испускает их даже при стенографистке. И еще постоянно
ковыряет в носу. Если бы не эти специфические привычки, Стаймер вполне мог потянуть на привычный образ адвоката. На мистера Некто.
Из за горы юридических документов слышится слабый писк:
– Ну с, что почитываем? – И прежде чем я успеваю ответить, Стаймер прибавляет: – Подождите в коридоре. Только не уходите… Мне нужно с вами
поговорить. – С этими словами он лезет в карман и извлекает оттуда доллар. – Вот, пойдите и возьмите себе кофе. Возвращайтесь примерно через
час… вместе пообедаем.
В приемной с полдюжины клиентов дожидаются встречи с ним. Каждого он просит немного подождать. В результате некоторые проводят в приемной целый
день.
По дороге в кафе я размениваю доллар и покупаю газету. Для меня пробежать глазами новости – все равно что побывать на другой планете. Кроме
того, это хорошая разминка перед неизбежным спором с Джоном Стаймером.
Я просматриваю газету и одновременно готовлюсь к обсуждению любимой темы Стаймера. Это мастурбация. Он уже давно старается избавиться от этой
вредной привычки. Мне вспоминается наш последний разговор на эту тему. Я еще посоветовал ему тогда посетить бордель. Видели бы вы, какую он
скорчил мину.
– Вот еще! Чтобы я, женатый человек, польстился на грязных шлюх?!
Я не смог придумать ничего лучшего, как возразить:
– Ну, положим, не все они такие уж грязные!
Раз уж я упомянул об этом разговоре, стоит сказать и о жалкой просьбе Стаймера: расставаясь, он всерьез умолял меня связаться с ним тут же, если
мне что нибудь придет в голову относительно его проблемы… хоть что то. |