– Моя ошибка заключалась в том, что я чересчур осторожничал. – Он уже начал рассказывать свою историю, но я
поспешил их выпроводить.
– Прибереги на следующий раз, – сказал я.
Выходя на улицу, Керли обернулся ко мне со словами, что я всегда могу на него рассчитывать.
– Мы еще достанем ее, – пообещал он.
5
Я жил как во сне, кошмарном сне наркомана, – пытался, как авгур, провидеть будущее, распутывал ложь за ложью, просиживал вечера в очередном
злачном местечке с Осецким, одиноко бродил вечерами по набережной, сидел в библиотеке, изучая «учителей жизни», разрисовывал стены в квартире и
вел сам с собой ночные беседы. Все в таком вот духе. Ничто на свете не могло меня больше удивить, даже внезапный приезд «скорой помощи». Кто то,
по видимому, Керли, решил, что от Стаси проще всего избавиться таким образом. К счастью, когда приехала «скорая», я был дома один. «Здесь нет
сумасшедших», – сказал я водителю. Тот выглядел раздосадованным. Кто то позвонил и попросил забрать психически больную. «Это ошибка», – сказал
я.
Иногда заходили хозяева квартиры – две сестры голландки, интересовались, все ли в порядке. Постояв минуту другую, уходили. Всегда растрепанные,
неопрятно одетые. На одной – синие чулки, на другой – белые в розовую полоску: цвета вывески парикмахеров.
Да, еще о «Пленнике»… Я посмотрел пьесу один, не поставив в известность женщин. Те отправились в театр только неделю спустя и вернулись оттуда с
фиалками, распевая во весь голос. На этот раз они избрали «Всего лишь поцелуй в темноте».
Вскоре мы втроем – как это могло случиться? – пошли в греческий ресторанчик. Там у моих дам развязались языки, и они стали в два голоса
расхваливать «Пленника» – какая это замечательная пьеса и как мне стоит поскорее ее посмотреть – это расширит мой кругозор. «Но я уже видел ее,
– был мой ответ. – Видел неделю назад». Завязалась дискуссия о достоинствах пьесы, сопровождавшаяся пылкими упреками в мой адрес: как я мог
пойти на спектакль без них и как плоско и рационально звучат мои оценки. Посреди жаркого спора я извлек злополучное письмо из ларца. Нисколько
не смутившись, они обрушились на меня с бранью и устроили такой шум, что вскоре весь ресторан следил за нашей склокой, и нас без особых
церемоний попросили удалиться.
На следующий день Мона, чувствуя себя виноватой, предложила пойти куда нибудь вдвоем, без Стаси. Сначала я категорически отказался, но Мона
настаивала. Я подумал, что, возможно, у нее есть для этого веские причины, которые в свое время откроются, и согласился. Было решено провести
послезавтра вечер вместе.
Вечер наступил, но, уже стоя на пороге, Мона заколебалась – идти или нет. Наверное, я немного перебрал, подшучивая над ее внешним видом – ярко
красная помада, зеленые веки, мертвенно белое от пудры лицо, плащ до земли, юбка до колена и в довершение всего – эта гнусная кукла с порочной
физиономией – граф Бруга, – которую она прижимала к груди и намеревалась захватить с собой.
– Нет, – возражал я, – только не это!
– Но почему?
– Потому что… Черт возьми, нет!
Она отдала графа Стасе, сняла плащ и села, нахмурив лоб. Я знал по опыту: теперь на вечере надо ставить крест. Однако, к моему крайнему
изумлению, вмешалась Стася: она обняла нас за плечи – прямо как старшая сестра – и заклинала не ссориться.
– Идите! – напутствовала она. |