|
Он был одарен богатым воображением и находился в постоянном возбуждении. Было решено отправиться ко мне и вволю наговориться. В метро я рассказал Керли о Стасе. Он выслушал меня спокойно, будто ему ежедневно приходилось сталкиваться с подобной ситуацией. – Надо что то предпринять, – лаконично высказался он. Его друг был того же мнения. Когда я зажег в квартире свет, оба вздрогнули от неожиданности. – Думаю, она сбрендила, – сказал Керли. У приятеля был такой вид, будто картины Стаси его испугали. Он смотрел на них во все глаза, не в силах оторваться. – Я такое уже видел, – сказал он, явно подразумевая, что видел в тюрьме. – А где она спит? – спросил Керли. Я провел их в комнату Стаси. Там был чудовищный беспорядок – на кровати и полу валялись книги, полотенца, белье, куски хлеба. – Да она чокнутая! Право же чокнутая! – воскликнул приятель Керли. Керли тем временем рыскал по комнате и всюду совал свой нос. Выдвигал ящики, вынимал оттуда содержимое и снова запихивал обратно. – Что ты ищешь? – спросил я. Он взглянул на меня и усмехнулся: – Трудно сказать. Его заинтересовал большой чемодан, стоявший в углу, под полкой с туалетными принадлежностями. – Что там? Я пожал плечами: – Надо узнать. Он расстегнул ремни, но чемодан оказался заперт. Это нисколько не смутило Керли. Повернувшись к другу, он спросил: – Где у тебя отмычка? Пошевеливайся! Носом чую – там что то есть. Приятелю Керли не потребовалось много времени, чтобы вскрыть чемодан. Рывком они откинули крышку. Первое, что мы увидели, был маленький железный ларчик, предназначенный, видимо, для хранения драгоценностей. Тоже заперт. Пришлось снова прибегнуть к отмычке. Среди вороха любовных писем нашлась и та самая записка, конверт от которой я видел в унитазе. Написанная почерком Моны, она начиналась словами: «Любовь моя, я в отчаянии…» – Держи это у себя – может пригодиться, – сказал Керли, засовывая остальные письма обратно в ларец. Приятеля он попросил все закрыть как было. – Проследи, чтобы замки работали безотказно, – прибавил он. – Никто не должен ничего заподозрить. Проворно, словно рабочие сцены, они придали комнате прежний вид, вернув ей тот же беспорядок, вплоть до того, что положили на старое место засохшие корки. Какое то время они горячо спорили, лежала одна из книг на полу раскрытой или нет. Когда мы покидали комнату, молодой человек настоял, чтобы оставить дверь приоткрытой. – Да черт с ней! – отмахнулся Керли. – Кто это помнит? Заинтригованный его уверенностью, я спросил, почему он так думает. – Просто интуиция, – ответил Керли. – Никто не запомнит, в каком положении оставил дверь, если, конечно, не было причины специально ее не прикрывать. А какие причины могли быть у вашей Стаси? Да никаких. Это очень просто. – Пожалуй, слишком просто, – сказал я. – Иногда помнишь какие то вещи без всякой причины. Ответ Керли сводился к тому, что у человека, позволяющего себе жить в таком хаосе, не может быть хорошей зрительной памяти. – Возьми хоть вора, – привел он пример, – тот помнит, что делает, даже если совершает ошибку. Держит в голове цепь событий. Это необходимо, иначе – прощай, удача! Хочешь, спроси сам у этого парня. – Керли прав, – подтвердил приятель. – Моя ошибка заключалась в том, что я чересчур осторожничал. – Он уже начал рассказывать свою историю, но я поспешил их выпроводить. – Прибереги на следующий раз, – сказал я. |
