|
Чем больше я люблю тебя, Вэл, тем дороже мне становится Стася. – Вот тебе и ответ, – сказала Стася, снова берясь за кисть и возобновляя работу над портретом. Воцарилось молчание, которое вскоре нарушила Мона: – О чем вы здесь говорили, пока меня не было? – Конечно, о тебе, – невозмутимо отозвалась Стася. – Правда, Вэл? – Да, и пришли к заключению, что ты восхитительное создание. Только не понимаем, почему тебе так нравится играть с нами в прятки? Мона мгновенно ощетинилась: – В какие прятки? О чем ты? – Давайте сейчас не будем об этом, – проговорила Стася, вовсю работая кистью. – Но в скором времени нам надо сесть вместе за стол и во всем разобраться. Ты согласна? – И, повернувшись, она пристально посмотрела Моне в глаза. – У меня нет возражений, – ледяным тоном ответила Мона. – Что я говорила! Она уже обиделась, – сказала Стася. – Она ничего не поняла. Снова вспышка гнева. – Чего я не поняла? В чем дело? К чему вы клоните? – Во время твоего отсутствия мы мало говорили, – прервал я возмущенный поток ее речи. – В основном обсуждали правду и правдивость… Как ты знаешь, Стася – очень правдивый человек. Быстрая улыбка пробежала по губам Моны. Она собиралась что то сказать, но я не дал. – Волноваться нечего. Мы не собираемся устраивать тебе перекрестный допрос. – Только хотим знать, насколько ты честна с нами, – прибавила Стася. – Из ваших слов можно заключить, что я веду какую то игру. – Вот именно, – сказала Стася. – Ясно! Стоит на несколько минут оставить вас одних, и нож в спину обеспечен. Чем я заслужила такое отношение? Тут я отключился. В моих ушах продолжала звучать последняя фраза – чем я заслужила такое отношение! Эти слова в минуты отчаяния любила повторять моя мать. При этом она откидывала назад голову, как бы обращаясь к Всевышнему. Когда я ребенком впервые услышал их, они наполнили меня ужасом и отвращением. Такая сильная реакция была скорее на тон голоса, чем на сами слова. Какое самодовольство! Какая жалость к себе! Как если бы Бог избрал ее – из всех, и теперь за это приходилось платить. Услышав от Моны ту же фразу, я почувствовал, что земля разверзлась у меня под ногами. «Сам виноват», – сказал я себе. Вопросом, в чем именно виноват, я не задавался. Виноват – и все. Иногда днем к нам залетал Барли, уединялся со Стасей в ее комнатке, откладывал несколько яичек (стихотворений) и упархивал. Каждый раз во время его визита по квартире разносились странные звуки – какие то животные вопли, в них соединялись ужас и экстаз. Будто забрел бродячий кот. Как то зашел Ульрик, но атмосфера нашего общежития показалась ему настолько гнетущей, что было ясно: повторного визита не будет. Он, видимо, считал, что я вступил в новую жизненную фазу, и его отношение к моим обстоятельствам кратко сводилось к следующему: вот вынырнешь из туннеля, тогда и встретимся! Будучи человеком сдержанным, он никак не проявил своего отношения к воцарению в доме Стаси. Только кратко заметил: «Странная личность!» Продолжая заново завоевывать любимую, я купил билеты в театр. Договорились встретиться перед спектаклем. Наступил вечер. Я терпеливо ждал целых полчаса после поднятия занавеса, но Мона так и не появилась. Я стоял, как школьник, с букетиком фиалок. Случайно поймав в стекле витрины свое отражение с цветами в руке, я понял, что выгляжу идиотом, бросил фиалки и ушел. Поворачивая за угол, оглянулся и увидел, как юная девушка подняла цветы, поднесла к лицу и, глубоко вдохнув аромат, снова бросила на тротуар. |
