|
И внезапно расхохоталась неестественным, безумным смехом. – Выходит, я нормальная, – проговорила она, давясь от смеха. – Какая ирония судьбы! Нормальная только потому, что во мне есть отверстие достаточно большое, чтобы туда можно было что то засунуть. Ну ка, дайте мне свечу! Да побыстрее! Наглядно продемонстрирую вам, какая я нормальная. Свои слова Стася сопровождала неприличными жестами и крутила тазом, извиваясь словно в оргазме. – Дайте свечу! – вопила она. – Большую, толстую и черную! Покажу вам, какая я нормальная! – Стася, умоляю, перестань! – просила Мона. – Да уж, не стоит, – сурово произнес Кронский. – Обойдемся без подобного представления. Слово «представление» подействовало на Стасю как красный цвет на быка. – Это мое представление! – взвизгнула она. – Сегодня бесплатное. Обычно, когда я изображаю дурочку, мне платят. Ведь так? – И она повернулась к Моне. – Ведь так? – прошипела она. – Или ты не говорила, откуда взялись деньги на квартплату? – Пожалуйста, Стася, ну пожалуйста! – взмолилась Мона. В глазах у нее стояли слезы. Но Стасю уже понесло. Схватив стоявшую на комоде свечу, она поднесла ее к срамным губам, не переставая вращать бедрами. – Разве такое не стоит пятидесяти долларов? – истерически кричала она. – Один тип заплатил бы мне больше, но тогда пришлось бы разрешить и кое что еще. А я этого не люблю. Во всяком случае, с извращенцами. – Прекрати! Остановись или я уйду! – Это Мона. Стася замолчала. Свеча упала на пол. Лицо ее приняло новое выражение. Натягивая блузку, она спокойно проговорила, обращаясь ко мне: – Знаешь, Вэл, если кого то надо унизить, то всегда – меня, а не твою драгоценную женушку. Ведь мне незнакома мораль. Я знаю только любовь. И если нужны деньги, всегда готова разыграть представление. Раз я сумасшедшая, так чего церемониться? – Оборвав монолог, Стася молча направилась к гардеробу и, выдвинув один из ящиков, вытащила оттуда конверт. – Вот это видишь? – спросила она, помахивая им. – Здесь чек от моих опекунов. Хватит, чтобы заплатить за квартиру. Но, – и она хладнокровно порвала конверт в клочья, – мы ведь не нуждаемся в таких деньгах. Нам нужно что нибудь эдакое… разыгрывать представления… изображать из себя лесбиянок… притворяться, что мы только изображаем лесбиянок. Одно притворство… Меня от этого тошнит. Почему не притвориться просто людьми? Ее прервал Кронский: – А зачем притворяться? Ты и так человек, да еще какой! В тебе, правда, порядочно всякой дряни, откуда она взялась – не знаю. Скажу больше – и знать не хочу. Будь я уверен, что меня выслушают, убедил бы тебя бежать отсюда, бросить эту парочку. – Кронский презрительно посмотрел на нас с Моной. – Пусть сами справляются со своими проблемами. Ты им не нужна, а они тебе тем более. Нью Йорк не для тебя. По правде говоря, не представляю, где ты придешься ко двору… Но я о другом… Я пришел сюда как друг. Ты нуждаешься в друге. Эти двое даже не догадываются о смысле этого слова. Из вас троих ты – на мой взгляд, самая здоровая. И самая гениальная… Я думал, он никогда не кончит. Но внезапно Кронский вспомнил о назначенной встрече и быстро ушел. Вечером того же дня – женщины решили на этот раз остаться дома – случилась любопытная вещь. Произошло это сразу же после ужина, во время приятной беседы. У нас кончились сигареты, и Мона попросила меня порыться в ее сумочке. Обычно там на дне что нибудь да находилось. |
