Я молча ожидала новой вспышки, но ее не последовало. Дядя Филипп выдавил жалкую улыбку и похлопал сына по спине:

— Ну что ж, тогда все в порядке. Я никогда не принуждал тебя делать что-то, что тебе не по нраву. Ты это знаешь!

Он торопливо повернулся к Губерту, не скрывая своего желания поскорее убраться отсюда, будь то с Уилфредом или без него.

— Шевелись, сынок! — рявкнул он на младшего сына. — Поезд не будет нас ждать!

Он выскочил из комнаты с билетами в руках, подгоняя Губерта. Я подумала, что он уже успел убедить себя, что в его планы никогда и не входило брать с собой Уилфреда.

Он захлопнул за собой дверь, и в комнате воцарилась тишина. Ее нарушил Уилфред, который сейчас выглядел старше и серьезнее, чем когда-либо прежде.

— Послушай, Камилла, — начал он. — Это не значит, что я не благодарен тебе за то, что ты купила это место и стараешься вновь поставить нас на ноги; просто я хочу идти своим путем, без них и без тебя. Ты можешь понять меня?

Я кивнула:

— Но куда он приведет тебя?

Он внезапно улыбнулся:

— Я не стану миллионером, если ты это хочешь узнать. Это не важно. Я буду самостоятельным человеком, и если мне повезет, то однажды Памела Лонквет станет моей женой. Она не посмотрела бы на меня, если бы я остался рабочим на сахарной плантации.

— Но… — начала было я. И остановилась, не в силах сказать то, что хотела. — Разве ты уверен, что она сделает это? Выйдет за тебя замуж, я имею в виду? — медленно проговорила я вместо этого.

Он посмотрел мне прямо в лицо, веселые искорки таились в глубине его глаз.

— Думаю, что да, — только и сказал он.

Поезд был переполнен, как и предсказывал мой дядя. Половина пассажиров висела снаружи, уцепившись кто за что смог; они кричали и улюлюкали, пока поезд медленно отъезжал со станции, а их рубашки раздувались ветром, как флаги. Мы, которые респектабельно сидели внутри купе, охали каждый раз, когда нам казалось, что кто-то из них теряет равновесие; но на самом деле мы ехали так медленно, что вряд ли это представляло угрозу для этих проворных молодых людей.

Моя семья притихла. Даже Пейшнс молча смотрела в окно на мелькающие пейзажи. Я постаралась последовать ее примеру, но мерный ритм колес словно проникал в мою кровь, и маленькое зернышко волнения стало расти и расширяться, по мере того как колеса убыстряли свой бег, все прибавляя и прибавляя обороты.

Я внезапно вспомнила, как Даниэль сказал, что приготовит дом к нашему прибытию, но, разумеется, он не ждал нас сегодня. И все же он наверняка будет там, а только это и имеет значение. Даже образ Памелы Лонквет, царящей в его фамильной резиденции, потускнел и стал незначительным, как только я стала думать о доме и сахарных плантациях и том невероятном факте, что отныне они принадлежат мне. Если Даниэль будет там, то уже ради одного этого стоило все затевать. Я раздумывала, насколько мне будет тяжело ежедневно встречаться с ним, зная, что сердце его занято другой женщиной; но теперь мне казалось, что я нашла ответ на этот вопрос. Ведь одно то, что я буду постоянно видеть его, уже было прекрасно. Это было все, что я теперь просила, и — я судорожно сглотнула слюну — скорее всего, ничего большего я и не получу.

Глава 12

Каменные львы, охраняющие дом и сад, были такими же, какими я их запомнила. Их китайские мордочки приветливо скалились, а языки высунулись из раскрытой пасти. За ними стоял дом, его выгнутая на восточный манер крыша сияла под жарким солнцем.

— Вам нравится? — озабоченно спросила я Губерта и дядю.

Мой дядя проворчал:

— Я хорошо знаю этот дом.

Я вздрогнула, вспомнив, как миссис Лонквет рассказывала мне о моей семье, сидя в гостиной дома, где теперь собирались поселиться мы сами.