Но не идти было тоже нельзя. Тем более если к тебе и так многие относятся с презрением. Не ровен час, кроме славы бездельника и сумасброда, наживешь себе репутацию человека, которого не интересует жизнь коллектива.

И он пошел…

Народу собралось достаточно много. Из пятисот с лишним душ, проживавших в Очаге, на площади присутствовали человек триста, не меньше. Стоял неразборчивый галдеж, как это бывает при большом скоплении народа, когда все друг друга знают.

Гарс избрал место с краю, но потом еще подошли люди, и он оказался в самой гуще, стиснутый со всех сторон. В толпе мелькали лица его соседей и знакомых.

Огородник Ким, фигурировавший в своем обычном наряде – брезентовая куртка с капюшоном и заправленные в устрашающего вида сапоги выцветшие брюки с зелеными лампасами – остатки какого то древнего мундира, – угощал всех желающих тыквенными семечками.

Заядлый рыбак Брин громко рассказывал о том, какую рыбу ему чуть чуть не удалось отловить нынче в речке и как она сорвалась с крючка, зараза, и ушла куда то вниз по течению…

Был здесь и писатель абсурдно, трансцендентальной прозы Пустовит, полагавший, что истинному творцу должно быть наплевать, как он выглядит в глазах окружающих, а посему одетый в какую то грязную хламиду и стоптанные ботинки на босу ногу.

Учитель Айк был увлечен диспутом с исследователем древних манускриптов Таргом.

В обнимку стояли Tax с Макденой, не замечавшие никого и ничего вокруг себя.

Композитор Ард явился не один, а со всем своим выводком в количестве восьми детей (причем все – мальчики) и толстухи жены, и озирался рассеянно, словно искал себе равных. Равных не находилось: слишком уж импозантный вид был у великого музыканта: он был лыс, но по обе стороны макушки имелись два вертикальных, почти петушиных «гребешка» волос, причем один из этих хохолков был красного цвета, а другой – ярко зеленым, а горло Арда опоясывала массивная двойная цепь ошейник.

Была здесь и Рила, стоявшая, расставив ноги так широко и покачиваясь из стороны в сторону, будто ее вот вот должны были фотографировать для очередной обложки.

Непосредственно рядом с Гарсом торчал Лагмар со своим шахматным компнотом. Он был сух, поджар и костист. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы хоть раз обыграть электронного Чемпиона – уникальный супертранспьютер, созданный на базе искусственного интеллекта в университете города Торонто. Самым потрясающим парадоксом для Лагмара всегда оставалось то, что он делал в каждой партии, игравшейся по Сети, только верные ходы, но Чемпион, несмотря на эту безошибочность, все равно каким то образом умудрялся громить его в пух и прах!.. «Исчадие ада» – любовно именовал Лагмар своего далекого соперника. Гарс как то бестактно поинтересовался, что шахматист будет делать, если однажды ему все таки удастся выиграть у непобедимого партнера… «Как – что? – удивился Лагмар. – Мы начнем следующую партию, только и всего… Должен же я отомстить этому мерзавцу за унижение Человека!»

Другой сосед Гарса был куда более неприятным субъектом по сравнению с Лагмаром – свихнувшийся на почве нумерологии Брюм. У него была такая нездоровая внешность, как будто он страдал многочисленными скрытыми болезнями. Зубы у него были лошадиные, но такие, что, если бы математик действительно был конем, хозяину пришлось бы его не продать, а подарить. Глаза – вечно воспаленные, со слизью в уголках. А еще Брюм то и дело отвратительно шмыгал своим красным простуженным носом и издавал чахоточный кашель, хотя трудно было представить, где он мог подцепить простуду в условиях вечного лета… С Гарсом он, правда, не заговаривал. Брюм вообще мало с кем общался.