— Мыш, ты с дружинниками! Потапыч — погнали! Парни, нас не зацепите! И сами с саблями не лезьте, только если совсем песдец придёт!

Я подсёк мечом ноги первого гада. Не останавливая движение, вздёрнул лезвие вверх. Меч воткнулся в рёбра следующего и расхерачил ему грудную клетку. Одним ударом я прикончил мелькнувшую в разрубленных рёбрах змею.

Безногий зомби, цепляясь руками за траву, упрямо полз в мою сторону. Но огромный медведь одним взмахом лапы оторвал ему голову. А выползшая из разорванной шеи змея снова досталась мне.

Следующий гадёныш увернулся от Потапыча и бросился на меня. Сверху до пояса он уже полыхал огнём, но бежал на ногах. И напрасно, бля!

Стрела воткнулась ему точно в коленку, пробив сустав. Нога переродившегося подломилась, он рухнул на траву. Ударом меча я снёс ему башку на хер! Убийца Нечисти работал! Он кромсал огненных тварей, как миленьких!

Главное — не проипать змею!

Я заметил в дёргающемся трупе яркий шнурок и взмахнул мечом.

Но Потапыч оказался быстрее. Он схватил змею лапами и махом откусил ей башку.

Ипать, Потапыч! Она же огненная!

Медведь взревел от боли, как грёбаный берсерк, и пошёл крушить оставшихся тварей направо и налево. Дружинники засыпали их стрелами, а я с мечом не отставал от медведя.

Через несколько минут всё было кончено.

Большинство переродившихся, на наше счастье, сгорели вместе с домом. Остальные рассыпались в пепел во дворе.

Кроме одного.

Бля, Потапыч!

Жаркая молния мелькнула возле забора и рванула к высокой траве. Но щёлкнула тетива, и змея забилась, колотя хвостом по земле и быстро темнея. Из её башки торчала стрела.

Прошка, красава! Охереть!

Потапыч перекинулся обратно в человека и растянулся на траве. Я упал рядом с ним, глядя на улетающие в небо клубы чёрного дыма.

— Пожрать бы! — негромко сказал старик.

Я повернул голову.

Сашка торопливо скинул со спины мешок и вытащил оттуда шмат сала и пол-каравая чёрствого, словно камень, хлеба.

— Вода ещё есть!

— Давай!

Мы сделали по большому глотку воды из стеклянной бутыли, которую Сашка прихватил ещё из Старгорода. Вода была тёплая и уже начинала пованивать. Но выбирать не приходилось — пить из деревенского колодца никто не рискнул.

Хер его знает, чего эти твари туда набросали!

— Сашка, ты не мог свежей воды набрать, что ли? — неразборчиво пробурчал Потапыч, набив рот хлебом и салом. — Возле моей избушки целая река!

— Не сообразил, — виновато сказал Сашка.

— Ладно тебе, Потапыч! — заступился я за парня. — Мы-то вообще ни хрена не взяли.

— И то верно, — усмехнулся Потапыч. — Кто-то ещё жрать будет?

Мы, не сговариваясь, помотали головами. Какая, на хрен, еда в такой вони? Воздух пропитался гарью, запахом гниющего и горящего мяса. Тихая деревенька, бля! Останемся живы — одежду выкину на хер! Пусть меня Потапыч хоть налысо острижёт. Или буду голожопым перекидываться, по привычке, пока шерсть не отрастёт.

— Как хотите! — хмыкнул Потапыч и в один присест умял остатки еды.

Он вытер руки о траву и легко поднялся на ноги.

— Ну, что, Немой? Куда дальше?

— А дальше некуда, — ответил я, тоже поднимаясь с земли. — Три дома осталось — Михалкиных, Васьки-пьяницы и мой. Только мой давно сгорел. Там один сарай уцелел чудом.

В голове щёлкнуло. Перед глазами поплыла картинка.

* * *

Холодно. До чего же холодно, бля! Яркие переливающиеся звёзды заглядывают в широкие щели между досок. Любопытно им — что за полудурок скорчился в дырявом сарае возле дымящего очага, кое-как сложенного из речных камней?

А это Немой. Он сжимается в комок, засовывает ладони глубоко в подмышки, чтобы сохранить хоть остатки тепла.