Я пошел по лестнице вниз, шлепая кроссовками и ударяя кулаком по перилам, которые гудели, как струны контрабаса, но делал это вовсе не для того, чтобы сбить злость, а дабы убедить Алексея и его сестру, что я ушел решительно и бесповоротно. Выйдя из подъезда, хлопнул дверью, а потом прижался к стене, чтобы меня не заметили из окна, быстро добежал до угла, пересек улицу и зашел в соседний дом.

С лестничной площадки четвертого этажа можно было прекрасно разглядеть окна Алексея, для этого надо было только забраться на оконный проем, что я немедленно сделал, заодно добросовестно вытерев джинсами вековую пыль. Ухватившись за оконные ручки, я прислонился лбом к стеклу и некоторое время следил за высокой худощавой женщиной, которая переходила из комнаты в комнату. Легкие занавески на окнах были сдвинуты к середине, но сквозняк играл ими, методично разметывал их в стороны, и моему взору открывался вид на освещенные солнцем комнаты. У меня создалось впечатление, что женщина куда-то торопливо собирается: вот она зашла на кухню, открыла холодильник и стала выкладывать продукты в сумку. Перешла в комнату, открыла дверку антресоли, вынула оттуда то ли стопку чистого постельного белья, то ли несколько полотенец и тоже уложила в сумку.

Никаких мужчин я не заметил. Отсутствие в квартире кого-либо еще подтверждало и то, что женщина, прежде чем выйти в прихожую, закрыла на всех окнах форточки и поправила шторы. Она собиралась выйти из дома, прихватив с собой сумку с продуктами… Рассмотреть прихожую было очень трудно, несмотря на то что женщина включила там свет. Вот она склонилась и блеснула лопаточкой для обуви. Вот сняла с полки что-то белое и сунула в сумку – похоже, газеты. Потом протянула руку к стене и начала делать такие движения, будто заводила ключом настенные часы. Мне было плохо видно, я придвинулся к торцу проема, привстал насколько мог и нечаянно смазал ладонью мягкий комочек. Брезгливо отдернул руку. Ничего страшного, вляпался в жвачку. Но как странно, что она оказалась в таком месте, куда не так просто забраться. И что-то еще меня насторожило… Я поднес ладонь к лицу, потянул ноздрями воздух. Вот же бесовская сила! Отчетливый запах корицы! Опять жвачка с запахом корицы!

Я так разволновался, что чуть не упустил мою злую Варвару. Женщина уже вышла на улицу и, закинув лямку сумки на плечо, прошествовала к остановке автобуса. Я побежал вниз, испытывая странное ощущение, что бегу чьей-то проторенной тропой, наступаю на следы опасного зверя, и он где-то рядом, за ближайшим поворотом, и если приглядеться, то можно найти клочки шерсти, сломанные ветви кустов, следы когтистых лап и кучки помета… Женщина уже заходила в автобус, когда я оказался на улице. Его двери закрылись. Я в растерянности остановился посреди тротуара. Автобус, затрещав выхлопной трубой, тяжело поехал в горку. Я кинулся наперерез такси, размахивая руками, но думал при этом о человеке, который оставил жвачку на оконном проеме. Он следил за Алексеем так же, как это только что делал я – из оконного проема на лестничной площадке. Но для чего? Чтобы уничтожить артиста подобно тому, как он уничтожил Юрку и Макса? Он хочет уничтожить самозванца, моего двойника, воришку, укравшего мое имя? Не пойму, кто же ему больше нужен: настоящий Кирилл Вацура или фальшивый? Или он запутался в нас двоих и потому для верности намерен хлопнуть обоих?.. Однако рост у него должен быть не ниже моего, иначе как он забрался на оконный проем?

– За тем автобусом! – крикнул я, запрыгивая в салон такси.

– Девушку догоняешь? – весело сказал водитель, с усилием передвигая рычаг передачи.

Мы догнали автобус в считаные минуты. Я велел ехать за ним медленно, заблаговременно притормаживая перед остановками. Из автобуса выходили пассажиры, моей Варвары не было видно. Автобус, окутывая себя клубами дыма, выполз на улицу Сергея Лазо, затем свернул на Террасную.