Она задрожала и принялась мысленно уверять себя, что дрожь вызвал холод камня. Она попыталась бесстрастно и с достоинством выдержать его пронзительный ледяной взгляд.
— Пять лет тебя считали погибшим. Поскольку и теперь предпочел оставаться мертвецом, ты лишен власти.
— Неужели?
— Мертвецы не способны ни принимать решения, ни ставить условия.
— Ну что же, миледи, смею вас уверить: я — тот труп, который способен и на то, и на другое, особенно когда дело касается вас.
Шона стиснула зубы, но поборола желание высвободиться из его рук.
— Если дела в поместье настолько заботят тебя, почему ты так долго медлил, прежде чем воскреснуть из мертвых? — яростно выпалила она.
Шона тут же пожалела о собственных словах, ибо лицо Дэвида стало непроницаемым, челюсти сжались, а жилы на мошной шее натянулись от напряжения.
— Меня удерживают обстоятельства, над которыми я не властен, — ровным тоном сообщил он, стискивая пальцы в волосах Шоны. — Не стоит напоминать мне о том, где я провел последние пять лет.
От этого тона по спине Шоны распространился холод, напоминая: Дэвид вернулся, чтобы потребовать собственность, принадлежащую ему по праву. И чтобы отомстить.
Шона вгляделась в его глаза, вспоминая, как он назвал место, где очутился по ее милости.
— Ты был в преисподней, — прошептала она.
— Да, — хрипло подтвердил Дэвид.
— Но я не знаю, как ты там очутился… в каком бы аду ты ни был! — с жаром воскликнула она. — Дэвид, ты не слушаешь, но ты должен понять: той ночью в конюшне был кто-то другой, а не один из моих родных. Видел бы ты их сегодня, Дэвид, всех до единого, когда…
— Я видел их.
— Ты не мог видеть все, что…
— Я видел гораздо больше, чем ты предполагаешь, — заверил Дэвид.
— Но на мою жизнь больше никто не покушался, — напомнила Шона.
— Да. Я стоял на страже каждую ночь, ожидая, когда кто-нибудь попытается проникнуть к тебе в спальню, несмотря на засов.
— Никто не причинит мне вреда. Никто, кроме…
— Ну? — сердито напомнил он, когда Шона помедлила. — Никто, кроме…
— Тебя! — заключила она.
Дэвид мрачно усмехнулся. Очевидно, ему и в голову не приходила мысль выпустить Шону.
— Какой бы вред я ни причинил вам, миледи, он будет ничтожным по сравнению с болью, на которую вы обрекли меня.
— Если бы можно было вернуться в прошлое, я изменила бы все, что случилось той ночью. Клянусь Богом, Дэвид!
К собственному ужасу, Шона вдруг почувствовала, что слезы жгут ей глаза. Она пыталась бороться с ними: она не имела права поддаться слабости, не в силах была признаться ему в том, что пережила после той ночи. Никогда.
— Если бы я могла, я бы отправилась в ад вместо вас, лорд Даглас! — зло прошипела она.
— В самом деле? — переспросил он, подняв бровь. — Рад слышать, и хотя я не намерен отправлять вас в ад, все же сегодня хотел бы заполучить постель. Кресло у камина отнюдь не орудие пытки, но и не удобное ложе.
К невероятному облегчению Шоны, Дэвид отпустил ее и направился к постели.
Взбив одну подушку, он бросил вторую Шоне. Она подхватила ее на лету, едва сдерживая гнев.
— Не будешь ли ты так любезен бросить мне и одеяло? — осведомилась она.
Не оборачиваясь, Дэвид небрежно швырнул ей одеяло. Оно накрыло Шону с головой. Шона гневно сбросила одеяло и, прежде чем сумела сдержаться, вскочила, готовая броситься на Дэвида. |