— Ты пьешь чай? Приглашаю пить чай, с чай — хорошо, — уверил Пол и протянул упаковку чая с Биг Беном. — Подарок. Идти в кафе?

— Правильно — пойдем, — поправил его я, достал печенье и сжевал одно, зажмурившись от удовольствия. — М-м-м, сногсшибательно!

— Что с ноги? — не понял Пол и напрягся.

— Сног-сши-ба-тель-но — значит очень хорошо.

Пока мы шли, Пол пытался выговорить «сногсшибательно» и ворчал по-английски, какой же сложный русский язык, какие же дурацкие окончания, а падежи — так вообще глупость несусветная, вот зачем их шесть, когда спокойно можно обойтись тремя?

— В СССР есть народ — дагестанцы, говорят они на табасаранском языке, так вот там падежей как минимум тридцать пять.

— Таы-баы… Тарр-бар-р, — пытался выговорить новое слово англичанин, в итоге расстроился и плюнул, заключив: — Понять падежи умеет только ыу… р-русский.

А мне подумалось, что если Марокко выпустит меня на поле, то это будет диверсия, комментаторы сломают языки, выговаривая мою фамилию.

В кафе было полно народа. Туда-сюда сновали официанты с серебристыми многоэтажными подносами — разносили сладости и чай в непрозрачных металлических заварниках.

— Пол, выбери на свой вкус, я не очень разбираюсь в чае, — признался я. — Предпочитаю кофе, но чай — это часть традиций, я должен его попробовать.

Волонтер подозвал официантку — азиатку, похожую на мальчика — и заказал чай с молоком и по йоркширскому творожному торту. Ждали мы где-то полчаса, все это время Пол делился впечатлениями: он думал, что русские злые и дикие, а они оказались нормальными.

Я рассказал ему несколько анекдотов и попытался считать намерение меня завербовать — нет, Пол просто хотел подольше пообщаться и записывал на диктофон все, что я говорю.

Чай оказался насыщенней нашего. Меня поразили эти непрозрачные заварники — непонятно, что внутри, непривычно. Да и чай со сливками — странный все-таки, а вот творожный торт с изюмом — очень вкусный. Когда почти доел его, к нам за столик сел Кокорин и принялся кормить доверчивого Пола байками, что у нас в школе есть особый предмет — балалайковедение, и каждый школьник должен научиться усмирять медведя и выгуливать его без намордника. Свой рассказ Кокорин то и дело прерывал на селфи.

Пол обман быстро раскусил, но косил под дурачка, чтобы с ним подольше поболтали. В итоге спать мы легли в одиннадцать, ведь сразу после завтрака нас повезут в столицу Уэльса — Кардифф, где девятого июля предстоит играть с местной командой, в которой в основном здоровенные темнокожие легионеры.

Кокорин предложил пропустить по шоту, а я отвел его в сторонку и спел песенку Слепакова «Мне пить нельзя». Отсмеявшись, Санек еще раз пожал мне руку и сказал:

— Ты крутой на воротах. Правда крутой. Будь я тренер, тебя бы поставил, и плевать на этих замшелых пердунов. — Он сделал зверское лицо и передразнил то ли Марокко, то ли Денисова: — «Мы не имеем права рисковать». Тьфу, дегенераты! Карпина бы нам тренером!

«Или Димидко, — подумал я. — Он ведь отлично справляется».

Если так пойдет и дальше, то усилиями Марокко мы покажем, что в Союзе самый беззубый в мире футбол, и нас болелы шапками закидают. Да и не для того я в футбол пошел, чтобы вот так позориться при том, что можно было бы играть и выигрывать. Потому сделаю все возможное, чтобы изменить ситуацию, правда, пока не знаю как.

Глава 19

Победи себя — и выиграешь тысячи битв

Кардифф, как много в этом звуке для сердца кельтского слилось!

В автобусе я по обыкновению сидел рядом с Антоном, но в этот раз он занял место у окна и жадно смотрел на проплывающие за окном холмы и поселки, иногда делая фотографии.