— Тома! Послушай!

Но Тамара покачала головой, отгораживаясь от него двумя руками.

Новак остановился на полпути к ней.

— Тамара! Ты меня не так поняла! Давай поговорим спокойно!

Но она не желала больше разговаривать. Выпрямившись и убрав с лица непослушную прядь, она решительным тоном ответила:

— Я все поняла правильно, господин Новак! А главное — очень вовремя!

Тамара вскинула голову и, прихрамывая, вышла из кабинета. Монстеры в напольных вазонах закивали лаковыми стеблями от поднявшегося сквозняка, будто бы в прощальном жесте. Хлопнула дверь.

Новак схватил журнал и швырнул его в угол. «Что делать? Что теперь делать?» Судорожно перебирая варианты в уме, он расстегнул вторую пуговицу сверху на рубашке.

24

Собирая вещи в своем кабинете, Тамара вдруг обнаружила, что ей не во что их складывать. Нужна была большая коробка. На кухне она видела одну, в которой доставляли пачки бумажных полотенец.

Все так же прихрамывая, она прошла через весь коридор офиса на кухню, едва удерживая себя от желания броситься бегом. Ей было страшно. «Бессовестный поступок, причем сразу два: «похороненная» мама и слежка, приподняли край маски, из-под которой вдруг обнаружилось лицо представителя совсем другого вида. Рептилия. Холодные глаза с вертикальной черточкой зрачка!»

Когда-то уже Виктор снился ей таким в кошмаре. Она еще начала после этого сна шить куклу в терапевтических целях, собирая воедино мозаику своей личности.

«Нет, нет! Такого не может быть. Виктор был близким ей человеком, чтобы… Что бы что?» Тамара осеклась.

Для нее понятие совести было настолько незыблемым и привычным, что срабатывало как рефлекс. И поэтому, когда Виктор вдруг поступил так с матерью, она попыталась поскорее дать этому свои объяснения: «Он подкидыш, травмированный в детстве. Возможно, его мать совсем не любила его и даже наказывала, применяя рукоприкладство, пока он не вырос достаточно, чтобы дать сдачи. А в случае со слежкой он был просто ослеплен ревностью. Трудно винить его в том, что у него сдали нервы, ведь Шульга — достойный соперник, что ни говори. К тому же, я действительно встречалась с Борисом. Правда, не в романтическом плане, как подозревал Виктор». Тамара вспомнила, как читала у американского психолога Марты Стаут: «Совесть — наш всезнающий надсмотрщик, устанавливающий правила во всех наших действиях и определяющий меру эмоционального наказания, когда мы эти правила нарушаем».

«Возможно, поэтому Виктор так много работал по ночам? А лишение отдыха было его мерой наказания самого себя? Хватит его оправдывать! Ведь он совершил преступление и в том, и в другом случае. А если бы я стала его женой официально? Он бы приковал меня наручниками к батарее?» Эта дикая мысль отчего-то не показалась ей бредом воспаленного воображения.

Вернувшись с картонной коробкой в кабинет, она снова прошлась по ящикам стола. Собрала кое-какую косметику. Любимую ручку от Fisher Space, подарок Вохи, который обожал космические приколы, а ручка была сконструирована для космонавтов и писала даже в невесомости. Ежедневник. Из шкафа забрала чистую одежду. Иногда приходилось идти на встречу, и не было времени заехать домой переодеться. Туфли-балетки, чтобы ноги могли отдохнуть от каблуков. Конечно! Как она могла забыть! В них она тут же с удовольствием и переобулась, наконец-то избавившись от сломанного каблука. «Вот, пожалуй, и все». Тамара бросила прощальный взгляд на кабинет и вышла. Она поймала себя на том, что при этом не испытала ни малейшего сожаления. Она ведь изначально не хотела здесь работать, Виктор надавил на нее. И она просто не устояла перед силой обаяния его личности. А ведь обаяние бывает и отрицательным, как говорят кинорежиссеры при поиске протагониста для главного героя.