И ГЕМ, отроду не выкуривший ни одной папиросы, стал заядлым курильщиком.
– Я бы хотел повидать его, – замечает Роберт.
– А я – нет, – говорит Валя. – Вот уж кого мне никак не хочется видеть…
Зденек молча взглядывает на нее. Может быть, оба вспоминают о том давно позабытом всеми, кроме них двоих, случае с письмом Вали, попавшем в руки ГЕМа?
Мы вспоминаем о делах давно минувших дней. То и дело слышится одинаковое: «А помнишь?»
Перебивая друг друга, говорим о походах, о наших сборах, устраиваемых Гришей Четвергом, о его знаменитых пьесах.
А разве можно позабыть первые дни открытия метро, когда мы подолгу катались в новеньких поездах и все никак не могли достаточно насладиться!..
Роберт обращается ко мне, смеясь:
– А помнишь, как ты позвонила в «Известия»?
Еще бы не помнить! Мы все тогда говорили только об одном и том же – о спасении челюскинцев. Полосы газет были посвящены описанию жизни героев, рассказам о летчиках, спасавших челюскинцев. А я позвонила тогда в «Известия» и спросила: «Спасли ли собак, которые зимовали вместе с челюскинцами?» И мне ответили: «Конечно, спасли»…
– А помнишь, Роб, как ты дарил сны? – спрашивает Валя.
Улыбка загорается в глазах Роберта.
– Дела давно минувших дней…
– Вот уж о какой чепухе не стал бы вспоминать, – солидно замечает Зденек.
Валя качает головой:
– Разве это была чепуха?
Я снова вспоминаю о Лешке:
– Лешка считал, что ты, как никто, умеешь дарить сны.
– А теперь он дарит здоровье людям, – замечает Виталий Валерьянович.
Роберт не любит говорить о себе, но мы знаем, он организовал первую в их районе бригаду реаниматоров. Он возвращает к жизни людей, обреченных смерти.
– Ничего в этом такого особенного нет. – Роберт неохотно роняет слова. – Профессор Неговский еще в сорок четвертом впервые применил метод артериального нагнетания крови и таким образом оживлял людей, находившихся в состоянии биологической смерти, погибших от шока, от потери крови, от сильных ранений…
Он обрывает себя. Должно быть, опять вспоминает о Лешке. Если бы можно было оживить нашего Лешку!
На рассвете мы идем в Нескучный сад. Холодные утренние лучи чуть золотят верхушки деревьев, и Москва река кажется совершенно розовой.
День обещает быть жарким. Мы молча стоим на гранитном берегу и смотрим на спокойные воды реки.
– Теперь до будущего года, – говорит Роберт.
Валя говорит:
– Давай на прощанье подарим друг другу что нибудь на память!
– Что, например? – спрашивает Роберт.
– Не знаю.
Она думает. Лицо у нее становится сосредоточенным, почти сердитым, как когда то на контрольной письменной по математике.
– Придумала, – говорит она. – Я подарю тебе Земляной вал, Сокольники и Калужскую улицу. Поедешь к себе, вспомнишь о них, сразу и обо мне тоже вспомнишь…
– Красивые названия, – замечает Роберт. – Самые что ни на есть московские – Сокольники, Земляной вал…
Он кладет Вале руку на плечо.
– А я подарю тебе Нескучный сад весь целиком, хочешь?
– Хочу, – серьезно говорит Валя.
|