Обе женщины заняты плачущей, и ни одна из них не удостаивает меня
взглядом, и я, шатаясь, как пьяный, возвращаюсь в гостиную. По-видимому,
здесь никто еще ничего не заметил. Пары стремительно проносятся в вальсе, и
я невольно хватаюсь за дверной косяк, до того все кружится у меня перед
глазами. В чем же дело? Что я натворил? Боже мой, очевидно, за обедом я
слишком много выпил и вот теперь, опьянев, сделал какую-нибудь глупость!
Вальс кончается, пары расходятся. Окружной начальник с поклоном
отпускает Илону, и я тотчас же бросаюсь к ней и почти насильно отвожу
изумленную девушку в сторону.
- Прошу вас, помогите мне! Ради всего святого, объясните, что
случилось!
Вероятно, Илона подумала, что я увлек ее к окну лишь для того, чтобы
шепнуть какую-нибудь любезность. Взгляд ее сразу же становится отчужденным;
очевидно, мое непонятное возбуждение вызывает в ней жалость или даже страх.
Задыхаясь от волнения, я рассказываю ей все. И странно: глаза Илоны, как у
той девушки, расширяются от ужаса, и она, разгневанная, нападает на меня:
- Вы с ума сошли!.. Разве вы не знаете?.. Неужели вы ничего не
заметили?..
- Нет, - лепечу я, уничтоженный этим новым и столь же загадочным
проявлением ужаса. - Что я должен был заметить? Я ничего не знаю. Ведь я
впервые в этом доме.
- Неужели вы не видели, что Эдит... хромая... Не видели, что у нее
искалечены ноги? Она и шагу ступить не может без костылей... А вы... вы
гру... - она удерживает гневное слово, готовое сорваться, - вы пригласили
бедняжку танцевать!.. О, какой кошмар! Я сейчас же бегу к ней!
- Нет, нет, - я в отчаянии хватаю Илону за руку, - одну минутку, только
одну минутку. Постойте... Ради бога, извинитесь за меня перед ней. Не мог же
я предполагать... Ведь я видел ее только за столом, да и то всего лишь
секунду. Объясните ей, умоляю вас!..
Однако Илона, гневно сверкнув глазами, высвобождает руку и бежит в
комнату. У меня перехватывает дыхание, я стою в дверях гостиной, заполненной
непринужденно болтающими, смеющимися людьми, которые вдруг стали для меня
невыносимыми. Все кружится, жужжит, гудит, а я думаю: "Еще пять минут, и все
узнают, какой я болван". Пять минут - и насмешливые, негодующие взгляды со
всех сторон будут ощупывать меня, а завтра, смакуемый тысячью уст, по городу
пройдет слух о моей дикой выходке! Уже спозаранку молочницы разнесут его по
всем кухням, а оттуда он расползется по домам, проникнет в кафе и
присутственные места. Завтра об этом узнают в полку.
Как в тумане, я вижу ее отца. Немного расстроенный (знает ли он уже?),
Кекешфальва пересекает гостиную. Не направляется ли он ко мне? Нет, все что
угодно, но только не встретиться с ним в эту минуту! Меня внезапно
охватывает панический страх перед ним и перед всеми остальными. |