Пожалуйста, не думайте, - добавил он, вежливо обращаясь к хозяину,
состроившему кислую мину, - что я делаю исключение для себя.
Мне понравилось, как он говорил, и я уже собрался было подойти к нему,
но тут хозяйка дома пригласила гостей к столу, и, так как нас усадили далеко
друг от друга, нам не удалось побеседовать за ужином. Только когда все стали
расходиться, мы столкнулись а прихожей.
- Мне кажется, - сказал он, улыбнувшись, - что наш общий покровитель
уже заочно представил нас друг другу.
Я тоже улыбнулся:
- И весьма обстоятельно.
- Наверно, изображал меня этаким Ахиллесом и хвастался моим орденом,
как своим?
- Что-то в этом роде.
- Да. Им он чертовски гордится - так же, как и вашими книгами.
- Чудак! Но бывают и хуже. Может быть, пройдемся немного вместе, если
вы ничего не имеете против?
Мы вышли. Сделав несколько шагов, он заговорил:
- Не подумайте, что я рисуюсь, но, действительно, ничто мне так не
мешало все эти годы, как орден Марии-Терезии - слишком уж он бросается в
глаза. Конечно, по совести говоря, когда мне повесили его на грудь там, на
фронте, у меня голова пошла кругом. Ведь, в конце концов, если тебя
воспитали солдатом и ты еще в кадетском корпусе наслышался об этом
легендарном ордене, который в каждую войну достается, быть может,
какому-нибудь десятку людей, то он и в самом деле кажется звездой, упавшей с
неба. Да, для двадцативосьмилетнего парня это кое-что значит. Вы только
представьте себе: стоишь перед строем, все смотрят, как у тебя на груди
вдруг что-то засверкало, будто маленькое солнце, а его недосягаемое
величество, сам император, на глазах у всех поздравляет тебя, пожимая руку!
Но, видите ли, эта награда имела смысл и значение только в нашем армейском
мире. Когда же война кончилась, мне показалось смешным ходить весь остаток
жизни с ярлыком героя только потому, что однажды, всего каких-нибудь
двадцать минут, я был по-настоящему храбр, но, наверно, не храбрее, чем
тысячи других; просто мне выпало счастье быть замеченным и - что самое
удивительное - вернуться живым. Уже через год мне осточертело изображать
ходячий монумент и смотреть, как люди из-за кусочка металла на груди взирают
на меня с благоговением; меня раздражало постоянное внимание к моей персоне,
это и послужило одной из причин того, что я очень скоро после окончания
войны ушел из армии.
Он немного ускорил шаг.
- Я сказал: одной из причин, главная же была иного порядка, личного,
она вам, пожалуй, будет еще понятнее. Главная причина заключалась в том, что
я сам слишком сомневался в своем праве называться героем, - во всяком
случае, в своем героизме. Я-то лучше всяких зевак знал, что этим орденом
прикрывается человек, меньше всего похожий на героя, скорее наоборот - он
один из тех, кто очертя голову ринулся в войну только потому, что попал в
отчаянное положение; это были дезертиры, сбежавшие от личной
ответственности, а не герои патриотического долга. |