- Я сказал: одной из причин, главная же была иного порядка, личного,
она вам, пожалуй, будет еще понятнее. Главная причина заключалась в том, что
я сам слишком сомневался в своем праве называться героем, - во всяком
случае, в своем героизме. Я-то лучше всяких зевак знал, что этим орденом
прикрывается человек, меньше всего похожий на героя, скорее наоборот - он
один из тех, кто очертя голову ринулся в войну только потому, что попал в
отчаянное положение; это были дезертиры, сбежавшие от личной
ответственности, а не герои патриотического долга. Не знаю, как вы,
писатели, смотрите на это, но лично мне ореол святости кажется
противоестественным и невыносимым, и я испытываю огромное облегчение, с тех
пор как избавился от необходимости ежедневно демонстрировать на мундире свою
героическую биографию. Меня и по сей день злит, когда кто-нибудь занимается
раскопками моей былой славы; признаться, вчера я чуть не подошел к вашему
столику, чтобы отругать этого болтуна, похвалявшегося мною. Почтительный
взгляд, который вы бросили в мою сторону, весь вечер не давал мне покоя,
больше всего мне хотелось тут же опровергнуть его болтовню и заставить вас
выслушать, какой кривой дорожкой я, собственно, пришел к своему геройству.
Это довольно странная история, во всяком случае, она показала бы вам, что
иной раз мужество - это слабость навыворот. Впрочем, я мог бы вполне
откровенно рассказать вам ее. О том, каким ты был четверть века назад, можно
говорить так, словно это касается кого-то другого. Располагаете ли вы
временем, чтобы выслушать меня? И не покажется ли вам это скучным?
Разумеется, я располагал временем; в ту ночь мы еще долго бродили по
опустевшим улицам. Встречались мы и в последующие дни.
Передавая его рассказ, я изменил лишь немногое: "гусаров" назвал
"уланами", предусмотрительно изменил расположение гарнизонов и, уж конечно,
не стал упоминать настоящие имена. Но нигде я не присочинил чего-либо
существенного и вот теперь предоставляю слово самому рассказчику.
Все началось с досадной неловкости, с нечаянной оплошности, с gaffe
[бестактного поступка (фр.)], как говорят французы. Правда, я поспешил
загладить свой промах, но когда слишком торопишься починить в часах
какое-нибудь колесико, то обычно портишь весь механизм. Даже спустя много
лет я так и не могу понять, где кончалась моя неловкость и начиналась вина.
Вероятно, я этого никогда не узнаю.
Мне было тогда двадцать пять лет. Я служил в чине лейтенанта в Н-ском
уланском полку. Не скажу, чтобы я испытывал особое влечение или чувствовал в
себе призвание к военной службе. Но если в семье австрийского чиновника за
скудным столом сидят две девочки и четверо вечно голодных мальчуганов, то их
не очень расспрашивают о наклонностях, а поскорее пристраивают к делу, чтобы
они не слишком засиживались в родительском гнезде. |