— Но вы понимаете, что тут вся суть в том, что он находился в затруднении, как ему выйти из этого положения. Все это происшествие сильно потрясло его. Он дал себя убедить, что это сущие пустяки, и рассчитывал получить удовольствие, а оказалось, что он в этом, как и во всем остальном, потерпел неудачу. Он считал себя совершенным неудачником. Он сказал, и я этому вполне верю, что все дела, которые он когда-либо начинал, всегда кончались скверно. Возможно, впрочем, что если б он встретил некоторое сочувствие… Тут он остановился и посмотрел на меня. Он добавил, что как это ни странно, но никто до сих пор не выказал ему такой симпатии, как я. Я сразу понял, что ему было нужно, и решил помочь ему. Вы, может быть, назовете меня грубым животным, но я положительно не мог вынести сознание, что я нахожусь в роли единственного истинного друга и поверенного одного из этих слабых эгоистических духов.

— Не задумывайтесь слишком долго над этими вещами, — сказал я ему, быстро вскакивая с места. — Вы должны во что бы то ни стало выпутаться из этого положения. Соберитесь же с силами и попробуйте.

— Но я не могу, — отвечал он.

— И все-таки попробуйте, — возразил я.

И он попробовал.

— Попробовал! — воскликнул Сандерсон. — Каким образом?

— При помощи пассов, — отвечал Клэйтон.

— Пассов?

— Целый ряд движений и пассов, которые он производил руками. При помощи этого способа он явился и должен был исчезнуть тем же путем. О, Господи, что это была за история!

— Но каким образом пассы могли… — начал было я.

— Милый мой, — отвечал Клэйтон, оборачиваясь ко мне и делая особенные ударения на некоторых словах, — вы хотите, чтоб вам все объяснили. Я и сам не знаю, каким образом. Единственное, что я знаю, так это то, что он в конце концов сделал это. Спустя довольно продолжительное время ему удалось сделать правильное движение руками, и он тотчас же исчез.

— Заметили ли вы, какие он делал движения? — спросил Сандерсон с расстановкой.

— Да, — отвечал Клэйтон и задумался. — Это было ужасно странно, — продолжал он. — Представьте себе нас двоих: меня и этого худого, полупрозрачного духа, в пятницу ночью в этой тихой комнате, в тихой и пустой гостинице, в тихом маленьком городке. Кругом ни одного звука, кроме наших голосов и легкого шума от его дыхания в то время, как он двигался. Кроме свечи на ночном столике еще горела свеча на туалете. Огонь их временами как бы вопросительно вспыхивал в более яркое продолговатое пламя. И тут произошло нечто странное:

— Я не могу! — сказал дух. — Я никогда не смогу…

Он вдруг опустился на небольшой стульчик и подножия кровати и начал рыдать, да как рыдать!

Господи, что это было за надрывающее душу рыдание!

— Возьмите себя в руки, — сказал я, тщетно пытаясь похлопать его по спине, причем, разумеется, моя проклятая рука прошла сквозь него. В это время я уж окончательно пришел в себя и ясно понимал всю странность положения. Мне помнится, что я очень живо и с легкой дрожью отнял руку и направился к туалету. — Возьмите себя в руки и попробуйте, — повторил я и, желая подать ему пример и помочь ему, я сам начал проделывать то же, что и он.

— То есть что? — спросил Сандерсон. — Пассы?

— Да, пассы.

— Но, — заметил я, движимый какой-то неопределенной мыслью.

— Это становится интересным, — сказал Сандерсон, всовывая палец в трубку. — Не хотите ли вы сказать, что вашему духу удалось…

— Он употреблял всевозможные усилия, чтобы преодолеть проклятое препятствие, совершенно верно.