— Куда уж нам, — голос Еремеевны обиженно надломился, — нача-а-альство! Деньгами попрекает, а сам сроду ни копейки не дал. Зарплату тебе, говорит, государство положило приличную…

— Да, Мишка-покойник, который в этой квартире до них жил, тот проще был. — Причмокнув, Тамара Капитоновна достала из-за отворота плаща отутюженный носовой платочек и, прикладывая его к слезящимся от ветра глазам, несколько раз едва слышно шмыгнула носом.

— Хороший Михаил Виктории человек был, справедливый, никогда зазря не обидит, не то что эти, — Гранина с обидой мотнула головой в том направлении, куда уехала служебная «Волга».

— Он-то — ничего, а вот его Наташка — штучка ещё та была, прямо, куда деться, дворянских кровей, да и только, — строго прервала причитания Граниной Тамара Капитоновна. — Бывало, идёт, в твою сторону головы не повернёт. Нос задерёт, глаза закатит — аж распирает её от важности, словно опару в кастрюле.

— Она своё получила. — Махнув рукой в брезентовой рукавице, Дарья Еремеевна провела сверху вниз по отполированной за многие годы ручке метлы. — Как Викторыча не стало, так с неё гонор-то быстро сполз. Когда ей велели выкатываться из казённой кватеры, с ней чуть удар не приключился. Сначала всё кипятилась, руками размахивала, обещала нажалиться куда следует, а потом — ничего, поутихла. А когда дело до переезда дошло, и вовсе хвост поджала.

— Ну да, она же думала, что её в память о Михаиле пальцем тронуть не посмеют, — едко прибавила Тамара.

— Как же, как же, помню я эту историю, всё у меня на глазах вышло. — При воспоминании о чудесном событии полуторагодовалой давности Гранина довольно улыбнулась, и от уголков её глаз поползли тонкие лучики частых морщинок. — Ей тогда предлагали одну кватеру за другой, а она, как королевишна, всё ковырялась, думала, как бы не продешевить: то метро далеко, то соседи — рвань подзаборная, то районишко захудалый, то под самыми окнами — дорога.

— И что бабе бы остановиться! — с пониманием поддакнула Тамара.

— Вот именно! — по мере приближения к развязке распаляясь всё больше и больше, входила в азарт Еремеевна. — Довыбиралась на свою голову, чуть в коммуналку не угодила. Хорошо ещё, что вовремя одумалась и на подселение согласилась, оно, вроде как и коммуналка, но всё ж не обчая.

— А она думала, за ней до конца жизни бегать станут. Больно она кому нужна! — Злорадно пожевав губами, Капитоновна убрала под платок выбившиеся на висках пряди. — Ничего, ей и этого за глаза хватит. Все они одним миром мазаны, эти-то. — Закатив глаза к небу, она глубокомысленно повела бровями. — Небось Крамской не сиротой её оставил, проживёт как-нибудь, почище нас всех.

— Говорят, она на работу устроилась, — прищурилась Гранина и, помедлив, словно оставляя на десерт самое вкусное, сладко протянула: — Вахтёршей.

— Кем? — от удивления Тамара Капитоновна чуть не поперхнулась.

— Вахтёршей, в ентом самом горкоме, где наш Викторыч заседал. Говорят, видели её там — у дверей сидит, рта не разевает, прямая, как палка, худющая, злющая. Я сама-то её не видала, — опережая готовый сорваться вопрос, зачастила она, — но Чистовы со второго парадного, которые с ними всё дружили, видели её там своими глазами. Татьяна Фёдоровна говорила, бывший начальник Наташкиного мужа за неё лично хлопотал. Что уж там между ними произошло — не знаю, Чистова говорила, он сперва никак не хотел её брать, но потом, видно, передумал.

— Да уж, конечно, рука руку моет, — понижая голос, как будто их мог услышать кто-то посторонний, почти шёпотом ответила Гвоздева.