Загнув мизинец, Марья довольно кивнула и, представив себя со стороны, мелко хихикнула.

— Семнадцать копеек на приличную открытку ты бы мог наскрести самостоятельно, и без помощи Генки, но, написать тебе в ней нечего, а значит, эту трату мы с тобой из списка исключаем, — уверенно констатировала она. — К цветам нужно приложить подарок, следовательно, логический ход размышлений подскажет тебе, что «Красная Москва» или «Дзинтарс» обойдутся тебе ещё в полтора рубля, если, конечно, ты не надумаешь купить большой флакон, в чём я глубоко сомневаюсь. — Безымянный палец присоединился к мизинцу. — Несомненно, было бы лучше достать бутылку шампанского и обставить всё красиво, но, как известно, о таких вещах следует думать заранее, так что тут тебе предстоит потерпеть полное фиаско. Суммы в пять рублей, милый мой хороший, на примирение тебе хватило бы за глаза, но вот беда… — С усилием нажав на средний палец, Марья горько усмехнулась. — Перед тем, как явиться сюда, ты поедешь на набережную, а значит, одной синенькой бумажки тебе будет недостаточно. То, что Любка выгонит тебя взашей, тебе известно не хуже моего, но упускать шанс ты не станешь, так что, хочешь не хочешь, Генке придётся раскошеливаться на червонец. Вот такие у нас с тобой дела, Кирюшенька. — Разжав пальцы, Марья провела ладонью по карандашу, и, загремев гранями, он с треском прокатился по столу. — Ну что ж, подарочек ты мой ненаглядный, в запасе у тебя неделя, деться тебе абсолютно некуда, так что будем ждать. Но учти, после твоего возвращения всё будет так, как решу я.

И Марья стала ждать. Уверенная в своих расчётах, она буквально видела каждый последующий шаг Кирилла, предугадывая не только его передвижения, но даже мысли. Каждый новый день затягивал верёвку на шее Кряжина всё сильнее, и Марья, выжидая, чувствовала, как начинает гореть земля под его ногами. Ведя обратный отсчёт дням, она не испытывала ни угрызений совести, ни даже какого-то особенного волнения: за всё в жизни нужно было платить. Со своими долгами она рассчиталась давно, переплатив чуть ли не вдвое, теперь пришёл черед Кирилла, и это было справедливо.

Восьмого Марья сделала прическу, надела парадное платье, но потом, передумав, переоделась в обычную одежду и, вынув шпильки, распустила волосы по плечам. Ни одним жестом, ни одним словом она не даст ему повода думать, что ради него делалось что-то из ряда вон выходящее. Если он объявится, а в том, что он объявится, Марья не сомневалась ни на секунду, пусть видит, что в этом доме его никто особенно не ждал и что своим приходом он осчастливил только одного человека — себя.

В честь праздника институтские подружки Марьи достали билеты на ледовое представление цирка. Выступление грозило вылиться в неповторимое, потрясающе зрелище, но, занятая более важными делами, Марья составить компанию подружкам отказалась. Конечно, пропускать шикарное шоу было немножко обидно, но овчинка выделки стоила. Упоительное чувство долгожданной победы было настолько приятным, что сумело затмить собой остальные переживания. В конце концов, купить билеты на ледовую постановку было делом запредельно сложным, но всё-таки возможным. Что ни говори, а заставить ползти Кряжина на коленях было намного сложнее.

Ждать появления раскаявшегося благоверного можно было и час, и два, поэтому, решив не терять времени понапрасну, Марья разложила на столе словари и учебники и, углубившись в английский, в который раз принялась выверять текст дипломной работы. Сначала, прислушиваясь к звукам на лестничной площадке, она едва улавливала смысл прочитанного, но потом, увлекшись, ушла в работу с головой и потеряла счёт времени.