Высокая стена, отделявшая тюремную половину колеса от другой половины, имела в центре высокие ворота. Ворота вели из тюремной половины на квадратную, шириной в сто футов площадь, которую можно было считать центром колеса.

Заключенных погнали, как баранов, в проход под каменной аркой. Их подгонял отряд шотландцев в юбках, с обнаженными коленями. Затем людей пропустили через внутренние ворота в небольшой каменный дом, который стоял слева, рядом с госпиталем. Их одежда промокла и была покрыта грязью. Грязь виднелась и на волосах. Некоторые из арестантов, вроде Ол'Пендина, не могли стоять на ногах из-за мозолей.

Бью и Син лишь смутно припоминали свою первую ночь в дартмурской тюрьме. Они страшно устали и полагали, что людям дадут еду и отдельное место для сна. Бью, казалось, погрузился в густой туман дремоты — туман, который давил на него почти так же плотно, как вода, когда он погружался в нее с головой. Он ничего не соображал, хотя мог ходить, говорить и даже немного поесть. Позже он припоминал проходящие мимо толпы полуодетых французов и как он шел среди черных людей, каких никогда раньше не видел, не считая африканских праздников в Новом Орлеане. Кроме всего этого, ему помнился сплошной гам, потому что никто из заключенных не мог сидеть спокойно. Они затеяли обмен и торговлю, образовав что-то вроде маленьких магазинчиков, выкрикивали свои товары, торговали вразнос, собирались вокруг импровизированных игорных столов или в миниатюрных ресторанчиках и кафе.

Рано утром, после, казалось, вечной ночи ожидания и кратковременных погружений в сон, Бью и Син были подняты криком со своих постелей и выгнаны во двор вместе с другими заключенными. Слышался отдаленный бой барабанов. Осужденных строили в шеренгу на площади.

Сейчас должно было начаться. Сейчас люди, которые так долго служили Кейт, люди, с которыми они жили и сражались в пороховом дыму, умрут позорной, бесславной, ужасной смертью.

Когда Бью и Син со своими товарищами по камере дошли до площади, она была уже заполнена, и они сразу увидели, что все приготовления завершены. Настало время палача. В шаге от виселицы барабаны не прекращали свою дробь. Вот они начали бить чаще, и на помост вывели первого человека. Шаг за шагом вверх по ступенькам поднимался боцман в сопровождении священника в черном одеянии и двух здоровенных стражников. С каждым шагом барабаны били все громче и торжественнее.

Бью попытался отвести глаза, но не смог. Затрубили рожки, и прогремел пушечный выстрел под громкую барабанную дробь. Затем наступила тишина. Заслоняя солнце, на виселице закачался черный нелепый маятник. Тишина стояла такая, что был слышен каждый скрип.

Толпа людей, пришедших из своих домов, разбросанных по болотам, чтобы посмотреть на казнь, обезумев, закричала охрипшими голосами.

За боцманом последовал штурман Сантьяго, гордо взошедший на помост. Бью был уверен, что слышал пощелкивание его костей даже сквозь крики. Когда рев толпы стих, в наступившей тишине на концах веревок тихо покачивались две фигуры, чьи шеи склонились под ужасным, совершенно противоестественным углом, какого не бывает в жизни.

Несмотря на гордое начало, маленький кривоногий испанец умирал очень тяжело. Он шагнул навстречу смерти, издав отвратительные звуки губами, сложившимися в форме «О». Теперь, наконец, Бью нашел в себе силы отвернуться. Когда он снова посмотрел, еще не все было кончено.