— Может быть, — сказал солдат. — Я слышал, будто Предводитель не любит собак. Будто у него от них какой-то зуд начинается и чихать тянет.

— Много ты всего слышишь, — сказал капрал. — Стой! патрульные остановились; откуда-то издалека до них донеслось пчелиное жужжание самолетов.

— Летят, — сказал капрал. — Ну, что ж, света нигде не видно. Недели две как не прилетали.

— Двенадцать дней, — сказал солдат.

Сторожевые у шахты услышали отдаленный гул самолетов. — Высоко летят, — сказал сержант. И капитан Лофт задрал голову так, чтобы края каски не мешали смотреть. — По-моему, больше двадцати тысяч футов, — сказал он. — Может быть, дальше пролетят?

— Как будто немного, — сержант прислушался. — По-моему, не больше трех машин. Прикажете связаться с батареей?

— Передайте только, чтобы были наготове, а потом свяжитесь с полковником Лансером… Впрочем, нет, не надо. Может быть, они не к нам. Вот уже над самой головой, а пикировать не начали.

— По звуку как будто кружат. И не больше двух машин, — сказал сержант.

Люди, лежавшие у себя дома в постелях, тоже слышали гул самолетов, и они глубже зарывались в перины и прислушивались. Во дворце мэра этот отдаленный гул разбудил полковника Лансера, и он повернулся на спину и широко открытыми глазами уставился в потолок и на секунду затаил дыхание, чтобы лучше слышать, но тогда сердце у него так заколотилось, что он вовсе перестал что-либо разбирать. Мэр Оурден услышал самолеты, не просыпаясь, и они вошли в его сны, и он шевельнулся и прошептал что-то.

Высоко в небе кружили два бомбардировщика — две грязно-серые машины. Они выключили моторы и, плавно кружа, пошли вниз. А из брюха у них один за другим посыпались десятки, сотни каких-то маленьких предметов. Они камнем пролетели первые несколько футов, а потом над ними раскрылись крохотные парашюты, и на этих парашютах маленькие свертки бесшумно и тихо поплыли к земле, а самолеты дали газ, набрали высоту и потом опять выключили моторы и кругами пошли вниз, и снова из них посыпались какие-то маленькие предметы, и тогда самолеты сделали разворот и пошли назад в том же направлении, откуда прилетели.

Крохотные парашюты парили в воздухе, словно одуванчики, и ветер разгонял их в разные стороны и рассеивал, как семена одуванчиков. Они спускались так медленно и так легко садились на землю, что иногда десятидюймовые свертки с динамитом торчком утыкались в снег, а маленькие парашюты мягкими складками опадали на них. Белый снег усеяло темными пятнышками. Парашюты садились в заметенных снегом равнинах, в горных лесах, они садились на деревья и повисали на ветках, некоторые сели на городские крыши, некоторые в палисадниках, а один вонзился в снежную корону, лежавшую на голове городского памятника св. Альберту.

Один такой парашют сел на улице в нескольких шагах от патруля, и капрал крикнул:

— Осторожно! Это бомба замедленного действий!

— Пожалуй, маловата для такой бомбы, — сказал кто-то из солдат.

— Все равно, не подходите, — капрал вынул карманный фонарик и навел его на маленький голубой парашют размером не больше носового платка, под которым виднелся сверток в синей бумаге.

— Не вздумайте тронуть, — сказал капрал. — Гарри, беги к шахте, разыщи там капитана. А мы покараулим здесь эту мерзость.

Занялась поздняя заря, и люди, жившие за городом, вышли из своих домов и увидели голубые пятна на снегу. Они подобрали эти свертки, сняли с них бумагу и прочли то, что там было написано. И каждый понял, какой это подарок, и, сразу же насторожившись, сунул украдкой длинную трубку за пальто, потом отыскал потайное место и припрятал ее там.