Не важно. Вряд ли им тут есть дело до моих глубоких моральных травм.
И вообще до травм.
На этой мысли я замерла.
Ну конечно! А еще врач… несостоявшийся, но все-таки врач! Свет в конце тоннеля, инопланетяне… невеста… бред это и высочайшего качества! Почему? А потому что именно это объяснение и является простейшим.
Нечего сущности плодить.
Что вероятней? Что меня и вправду похитили инопланетяне, озаботившись устройством непростой моей личной жизни? Или что я, никогда толком не умевшая на каблуках ходить, поскользнулась и шибанулась головой о тот же унитаз? Или об умывальник?
Отсюда и потолок последним видением.
А все остальное рождено моим травмированным мозгом. На самом же деле я тихонько лежу себе в муниципальной больничке, обвешанная датчиками, с катетером в руке и другим — в мочевом. Улыбаюсь. И жду приговора.
Стало жаль себя: приговорят ведь.
Это не американское кино, где коматозника двадцать лет будут откачивать, а он очнется на последних минутах, чтобы сходу обнять повзрослевшего сына… и сыновей-то у меня нет.
Как и дочерей.
Котом и тем обзавести не удосужилась.
— Живые родственники по крови?
— Мама, папа, бабушка и семеро детей, — бодро отрапортавала я. В конце концов, мои галлюцинации обязаны мне верить. Но менталист покачал головой и вытянул тонкий полупрозрачный палец, возвестив:
— Неправда сие есть.
Ага…
Неправда. Нет, про отца не знаю, может, и жив где-то. А вот маменька преставилась, когда мне было семь. Я ее плохо помню и не скажу, что сильно горевала. Бабки же в позапрошлом году не стало, а в прошлом и Калерия, верная ее подруга и соратница — иногда мне мерещилось нечто большее в их отношениях — ушла.
— Вы должны говорить правду и только правду, — сурово произнес Ицхари.
— Кому должна?
Пожалуй, этот вопрос поставил его в тупик. Он приоткрыл рот, и закрыл, и задал следующий вопрос из списка.
— Вы состоите в отношениях?
Тут-то впервые с тоской ностальгической я и вспомнила Толика, который, скотина такая, мало что ушел втихаря, унеся с собой и зарплату, и премиальные, так и бабкину «Волгу» прибрать умудрился.
— Состою, — соврала я.
Ицхари нахмурился.
— Неправда сие есть…
И хмуриться перестал. Да что это такое! Неужели больше некого замуж выдать за этого их… многоуважаемого! На мне свет клином сошелся?
— Дети?
— Нет, — буркнула я. Смысл врать, если ложь сразу будет выявлена. — И не собираюсь.
— Вы должны будете…
— Кому должна, всем прощаю, — я взмахнула ершиком, к слову побитым жизнью, обскубанным с одной стороны и на редкость вонючим.
Ксенопсихолог, чье имя вылетело у меня из головы сразу же, как в нее влетело, тронул Ицхари за рукав и зашептал что-то. И шептал долго, уставившись на меня левым глазом, правый же в глазнице перекатывался, что выглядело несколько жутковато.
— Нет, но… конечно… заявленные параметры… и соответствие… да… нет…
Я подалась вперед, надеясь расслышать хоть что-то, но не вышло.
— Хорошо, — наконец, согласился Ицхари. — Пусть так… Агния-тари…
Чего?
— Я, как уполномоченный представитель брачного агентства «Золотой лепесток», лучшего брачного агентства в этом рукаве Галактики, заявляю, что вы прошли предварительный отбор.
И уставился.
Неужто изъявлений радости ждет? Нет, как-то я не готова радоваться.
— Верните меня домой, — попросила я, мысленно добавив: — И в сознание. |