Он взял руку Флер, коснулся ее губами и тут же почувствовал, как дрожит ее тело, поэтому отпустил ее руку и рассмеялся.

— Прекрасно, дорогая. Если вам угодно, возденьте ваши ручки в молитве. Мне все равно. Спокойной ночи. Не забудьте выпить горячего молока. Я пришлю к вам Одетту.

Она кивнула, а Сен-Шевиот добавил:

— Кстати, я беседовал с миссис Д. Она глубоко возмущена тем обстоятельством, что вы не желаете принимать ее, и мне бы очень хотелось, чтобы, когда родится дитя, вы изменили свое отношение к моей славной миссис Д.

— О Дензил! — вдруг воскликнула Флер. — Нельзя ли найти для меня другую домоправительницу? Я просто не могу высказать словами, какое отвращение внушает мне миссис Динглефут!

— Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, — холодно произнес он.

Она бросила на него мягкий просительный взгляд.

— Вы даете мне так много того, что мне не нужно, так неужели вы не можете сделать для меня такую малость?

Он заколебался. Ведь в первый раз его молодая жена так прямо и интимно просила его о чем-то. И давняя неистовая, безумная страсть снова охватила его. Он резко повернулся к диванчику, уткнулся лицом в ее грудь и стал лихорадочно целовать ее разметавшиеся локоны.

— Я сделаю все, все, только бы вам было хорошо! Даже уволю из замка бедняжку миссис Д., но только поклянитесь, что любите меня! — тяжело дыша, бормотал он в приливе страсти.

Вздрогнув, она высвободилась из его объятий. Ей показалось, что ребенок в ее чреве протестующе зашевелился. И ее снова охватили страх и отвращение. Она снова, как всегда в таких случаях, словно наяву увидела Бастилию и ощутила похотливые, грубые объятия Дензила в ту ужасную ночь.

— Оставьте меня, — шепотом попросила она. — Уходите. Возвращайтесь к своим любовницам.

Он быстро поднялся, оправил рукав и разразился омерзительным смехом.

— Как это привычно для меня — ваше целомудрие охлаждает мои чувства, превращая их в лед. Но прошу прощения, дорогая. Сейчас, конечно, не время для ухаживаний. Если бы ваш юный гений в башне был скульптором, а не художником, то я бы предложил ему высечь вас из мрамора. Ибо таковая вы и есть!

— Чтобы вы могли взять молоток и разбить эту статую вдребезги? — осведомилась она и, гордо вскинув изящную головку, посмотрела на него в упор. Он отвел взгляд, чтобы не видеть презрения в ее глазах, и широкими шагами направился к дверям.

— Спокойной ночи, — на ходу бросил он, не оборачиваясь.

После его ухода ее гордая голова поникла. Флер могла быть жестокой и твердой в его присутствии, но не тогда, когда оставалась наедине с собою. Неуправляемым магнитом тянуло ее в высокую башню, такую близкую и одновременно такую далекую. Уже много времени прошло с тех пор, как они обменялись короткими фразами с «юным гением», как насмешливо называл Певерила Сен-Шевиот, который, несмотря ни на что, чувствовал в художнике достоинство, которого никто не мог у него отнять.

— Ах, Певерил, дорогой, милый Певерил! — прошептала она.

Ребенок в ней снова дал о себе знать. Флер вздохнула, положила свои прекрасные руки на живот и горько заплакала.

Глава 16

В последние две недели перед родами Флер в Кадлингтоне стояло такое лето, какого не помнил никто из старожилов. Пронзительные ветры, постоянно свирепствовавшие над долиной, утихли.