|
– По моему опыту британская сельдь солонее. Впрочем, это мне в ней и нравится. – Вы все сочиняете, – начала она, но тут же осеклась. – Честно говоря, мне больше нравится быть американкой, чем англичанкой. Я на многие вещи смотрю с другой точки зрения. Ну, сами понимаете… как я отношусь к людям, реагирую на ситуации и тому подобное. – Хотите сказать, что перестали быть неисправимым снобом? – Вы считаете английских девушек неисправимыми снобами, мистер Шербрук? – Нет, вовсе нет. Вы правы насчет американок: они скорее лягнут мужчину в коленку, если тот их оскорбит, вместо того чтобы тихо рыдать в углу за пальмой в горшке. – Говорите по собственному опыту? – Ну разумеется. Я человек наблюдательный. Видел и то, и другое. Лично я предпочитаю попытку пнуть меня ногой. – Никаких попыток. Я действую быстро и жестко. – Полагаю, вы можете попробовать. Конечно, при этом джентльмен оказывается в невыгодном положении, поскольку не считает возможным ответить тем же. Но у вас острый язык, мисс Каррик, и, если не ошибаюсь, злобный нрав, а в отношении женщин я редко ошибаюсь. Если не считать одного единственного раза… Знакомая боль сжала сердце. Один единственный раз он был чертовски слеп… нет, он не станет об этом думать. Все давно в прошлом. Он снова дома и уверен, уверен, как никогда: никто его не винит. Но сумеет ли он сам когда нибудь простить себя за то, что наделал? Вряд ли. Он вскинул глаза, гадая, как она будет выглядеть не с косой, а с рассыпавшимися по плечам ослепительно золотыми волосами. Если он верно понял, она сильно обижена. Обижена? На что? Он что то не так сказал? Нет, невозможно! Только не эта тигрица, негодница, рот которой давно следовало бы заткнуть, чтобы не слушать ее ядовитые уколы. – Может, вы станете лучше относиться ко мне, если будете знать, что ни одна девушка еще не пыталась лягнуть меня или рыдать в углу за пальмой в горшке из за моей жестокости. – Все потому, что нет той женщины, которая не мечтала бы оказаться в ваших объятиях, – деловито заметила она. – Но довольно похвал, иначе вы станете еще более тщеславным и спесивым, чем теперь. Лучше послушайте меня. Признаюсь, я встревожена. То есть, поскольку Томас продал мне поместье, я настоящий владелец, и это точно, но вся история с поверенными мне не по душе. – Как я уже говорил, мисс Каррик, на продажу выставлено немало поместий, и каждое вы вполне способны купить. Но это единственный участок, расположенный вблизи от моего дома. Он ненавидел споры, в которых каждая сторона была по своему права. Но не стал ничего говорить и вместо этого спросил: – Знаете, что ваше имя рифмуется с именем моей невестки? – Корри. Холли. Да, почти. Кстати, она очень умна. – Почему вы так считаете? – Но это очевидно. О, понимаю: как мужчина, вы предпочитаете не замечать наличие мозгов у женщин; даже если это обстоятельство бросается в глаза. У них с мужем прекрасные отношения. – Да, она любого убьет за Джеймса. – Как Мелисса – ради Лео. – Очевидно. – Да вы босой, мистер Шербрук. И халат на вас уже давно превратился в лохмотья. – Это халат кузена Грейсона. Я не успел собраться. А вот вы выглядите как десерт с взбитыми сливками, мисс Каррик: мягкая, воздушная и… персиковая. – Да, этот пеньюар подарила мне тетя Эриел, когда думала, что я выхожу замуж за… Она с размаху запечатала рот ладонью, с ужасом глядя на собеседника. Господи, идиотское признание просто слетело с ее языка! Холли отступила, судорожно сжимая края пеньюара цвета персика, но в волнении так туго натянула его на груди, что Джейсон мог свободно любоваться ее прелестным телом в серебристом лунном свете. |
