Это, конечно, преувеличение. Очевидное преувеличение. Я по-прежнему каждый день ходила в школу. Я по-прежнему принимала душ, по-прежнему причесывала волосы, красила глаза, носила чистое нижнее белье, ну, вы понимаете. Я не была грязным дикарем. Я просто любила бывать на природе. Всякий раз, когда я могла выйти из дома, я пользовалась такой возможностью.

Я много времени проводила на строительной площадке напротив дома Роана. Там было круто. Сквозь щели в живой изгороди я могла видеть, как они приходят и уходят, не рискуя быть замеченной. Лис часто навещал меня. Я приносила ему мясные вкусняшки, и он всегда бывал очень за них благодарен. А еще был тот чувак, чье окно выходило на пустырь. Не знаю, как его звали по-настоящему, но я звала его Клайв. Не знаю, почему, он просто выглядел как Клайв.

Он был странноват. И я говорю это как человек, который тоже слегка странный. Если залезть на крышу экскаватора, стоявшего на строительной площадке, то через щель в шторах можно было увидеть этого чувака прямо в его комнате. Она была похожа на спальню какой-нибудь старушонки. На его комковатой крохотной кровати было нейлоновое стеганое покрывало, а рядом стоял один из тех неуклюжих старинных платяных шкафов, как в плохих пансионах, с зеркалом на внешней стороне двери и дурацким полосатым халатом, свисающим с двери. И еще там была картина в дерьмовой раме, изображение горного пейзажа. Комната казалась холодной. Клайв каждый вечер сидел там, в кресле, в наушниках, перед картонным ящиком, на котором стоял ноутбук, и на что-то смотрел – не знаю, на что именно, я не могла видеть экран. Но точно не порно, это я знаю, потому что я ни разу не видела, чтобы он делал то, что мужчины делают, когда смотрят порно.

Иногда заходила женщина, седая женщина, с которой он жил. Я всегда видела, как он вздыхает и закатывает глаза, прежде чем открыть ей дверь. Обхватив себя за талию, она с кислым выражением лица что-то говорила ему, а он что-то отвечал, и тогда она становилась еще более кислой, а затем уходила.

Мне стало его жаль. Я не могла представить, каково это – быть им. На вид он был вполне взрослым, чтобы иметь жену и пару детей. Он явно делал что-то не так, раз жил так, как жил. Интересно, злится ли он из-за того, что так одинок. Я много думала о Клайве.

Наши пути пересеклись примерно за неделю до Рождества. Он поднимался на невысокий холм, соединяющий улицу, на которой живет Роан, с Финчли-роуд. Был поздний вечер, около одиннадцати. Видок у Клайва был еще тот. Волосы торчат в разные стороны, сумка свисает с плеча, стягивая за собой с одной стороны куртку. На его рубашке красовалось большое пятно, и он все время спотыкался. Он взглянул на меня, и я увидела, что он пьян. Затем он улыбнулся и, когда мы проходили мимо друг друга, сказал:

– Счастливого Рождества!

– И тебе тоже счастливого Рождества, Клайв, – сказала я.

– Клайв? – удивился он и даже замедлил шаг.

Я улыбнулась.

– Ничего. Просто шутка. Счастливого Рождества.

– Оуэн, – сказал он. – Меня зовут Оуэн.

– Оуэн, – сказала я. – Я – Джейн.

– С Рождеством, Джейн.

Мы пожали друг другу руки. Его ладонь была влажной и липкой.

– Извини, – сказал он, – немного вспотел. Танцевал. На студенческой дискотеке. Хотя я учитель. Не студент. Очевидно.

Он рассмеялся. Я тоже рассмеялась.

– Доброй ночи, Джейн.

– Доброй ночи, Оуэн.