|
Я всегда ходил с ним – на тот случай, если по дороге вдруг подвернутся клёвые девки. С ним только выйди куда‑нибудь! Фейси слишком приземист и похож на насильника. Джон же смотрится как надо: самодовольный высокий блондин, в ухе серьга, внушительная нижняя челюсть, цветастая рубашка, широченные плечи – одним словом, прямо младший – еще более глупый – брат великого футболиста Фабио. Однако он привлекал впечатлительных семнадцатилетних телок. Никому не удавалось выглядеть настолько непохожим на копа, как Джону: до того мастак подцепить девок, что в полиции ему редко что‑либо поручали. Мы осмотрели бар изнутри и снаружи, но никто нам не подвернулся. Зашли в уборную облегчиться.
– Ну давай, Алекс, выкладывай, как жив‑здоров, – сказал Джон, когда мы встали к писсуарам. – Все о'кей. – Нет, ну что в жизни‑то происходит? – Джон, не хочу выглядеть невоспитанным, но, видишь ли, момент, когда человек мочится, обычно не кажется ему подходящим для беседы. – Правда? – удивился он. – Вот такие маленькие условности и поддерживают целостность социума. Мы пытаемся построить цивилизованное общество, а твои разговоры у писсуаров вовсе этому не способствуют! – В Белфасте каждый день взрываются бомбы, людей убивают, страну заполонил героин, в Дерри погромы… Я же просто интересуюсь, как у тебя дела, и ты это связываешь с тем, что весь Запад катится в преисподнюю? Интересный тезис, Александр Лоусон, вот только чем‑то это все попахивает… – Здесь ты нарушил одну социальную норму, там наплевал на какое‑нибудь правило этикета, и глядишь – ты уже бьешь по морде своего соседа и швыряешь в полицейских «коктейль Молотова». – Ты думаешь, нам это грозит? – Теория хаоса, Джон. Бабочка – торнадо… Моча… Средневековье, короче. – Если б я молчал, мы бы просто пришли, отлили и ушли, а так стали философию разводить. Тут он был прав, собака, но признаваться в этом я не собирался. Я застегнулся, помыл руки, вышел. И зря поторопился, потому что сразу встретил своего дилера, Паука Маккинана. Даже его мамаша признавала, что Паук – знатный кусок дерьма. Поджарый, мощные ручищи, весь рыжий, издалека похож на одетого орангутанга. К тому же у него неплохо выходило бить с ноги. – Ты должен мне… – начал Паук. Я протянул руку и остановил его: – Паук, мой обезьяний друг, пошли отсюда. – Там дождь, – запротестовал он. – А как же твоя шерсть, разве она подводила тебя в тропических лесах Суматры? – Ты к чему это? – спросил Паук. – Паук, я серьезно, пошли отсюда. Вот‑вот вернется из сортира Джон Кэмпбел, а он из копов, как тебе прекрасно известно. Мне пришлось выйти с ним. Купить у него дозу, поддержать отношения, так сказать. Пока я тусуюсь с копами, мне ничего не грозит, но если меня все‑таки накроют при покупке наркоты – это верный арест. «Шаткое равновесие», «Уловка‑22», назовите как хотите, жопа – она и есть жопа. – Алекс, прежде чем разинуть пасть, слушай сюда: ты должен мне пятьдесят фунтов, и мое терпение на исходе, – вернулся к любимой теме Паук. – У нас сегодня викторина. Каждый ставит сорок фунтов. – Я не ясновидящий, Алекс. – Неясно, согласен, но теперь ты знаешь! Паук улыбнулся и кивнул. Казалось, он слегка навеселе, какой‑то медлительный, провести его – не вспотеешь, но смысл? Все равно рано или поздно придется платить. – Знаешь, Алекс, ты не думай, что раз ты коп и дружбаны твои – копы, то тебя ждет какое‑то особое обслуживание – не ждет! – сказал он и ударил меня кулаком в живот. |
