| Это столкновение так меня напугало, что я пошел на Ковентгарденский рынок и присел там, в укромном уголке, у лотка с фиалками, весь дрожа и с трудом переводя дух; там я просидеть довольно долго, но чувствовал, что простудился опять. Я принужден был уйти, чтобы не привлечь чьего-нибудь внимания своим чиханием. Наконец, я достиг цели своих поисков; это была грязная, засиженная мухами лавчонка в переулке близ Дрэри-Лэна с выставленными в окне платьями из мишурной парчи, фальшивыми драгоценными камнями, париками, туфлями, домино и карточками актеров. Лавка была старомодная, темная и низкая, и над нею громоздились еще четыре этажа мрачного и угрюмого дома. Я заглянул в окно и, не увидав никого, вошел. Отворенная мною дверь привела в движение колокольчик. Я оставил ее отворенной, обогнул пустую подставку для костюмов и спрятался в уголке за большим трюмо. С минуту никто не приходил. Потом я услышал где-то тяжелые шаги, и в лавку вошли. У меня уже был теперь определенный план. Я думал пробраться в дом, спрятаться наверху, выждать и, когда все стихнет, разыскать себе парик, маску, очки, костюм и явиться на свет Божий, хоть и в довольно нелепом, но все же приличном виде. Кроме того, случайно, конечно, я мог украсть в доме какия ни на есть деньги. Вошедший в лавку был низенький, слегка горбатый человечек с нависшими бровями, длинными руками и очень короткими кривыми ногами. Повидимому, я застал его за едой. Он оглянул лавку как бы в ожидании, которое сменилось сначала удивлением, потом гневом, когда оказалось, что лавка пуста. «Чорт бы побрал этих мальчишек!» сказал он, выходя на улицу и оглядывая ее в обе стороны. Через минуту он возвратился, с досадой захлопнул дверь ногою и, бормоча то-то про себя, пошел к двери в квартиру. Я последовал было за ним, но при звуке моего движения он остановился, как вкопанный. Я также остановился, пораженный его чуткостью. Он захлопнул дверь квартиры перед самым моим носом. Я стоял в нерешимости. Вдруг послышались возвращавшиеся назад шаги, и дверь снова отворилась. Он оглянул магазин, как будто все еще в некотором сомнении, проворчал что-то, посмотрел на прилавок, заглянул за шкафы и остановился в недоумении. Дверь за собою он оставил отворенной; я юркнул в соседнюю комнату. Это была странная конурка, очень скудно меблированная, со множеством больших масок в углу. На столе стоял запоздалый завтрак; слышать запах кофе и видеть, как вернувшийся хозяин лавки преспокойно принялся за еду, раздражало меня до нельзя. И манеры его при еде были такие противные! В комнату выходило три двери, — одна наверх, другая вниз, но все они были затворены. Выйти при нем я не мог, не сметь даже пошевелиться, боясь его чуткости, а в спину мне дуло. Два раза я чуть было не чихнул. Зрительная сторона моих впечатлений была любопытна и нова, но я все-таки страшно устал и пришел в сильнейшее раздражение задолго до того, как хозяин покончил с едою. Но он кончил-таки, наконец, поставил обгрызенные тарелки на черный жестяной поднос, на котором прежде стоял чайник, и, собрав крошки с испачканной горчицей скатерти, приготовился все это выносить. Тяжелый поднос помешал ему затворять за собой дверь, что он иначе сделал бы непременно. Никогда не видал я такого охотника затворять двери! Я сошел за ним в очень грязную кухню и кладовую в подвальном этаже, имел удовольствие видеть, как он мыл посуду, и, найдя свое дальнейшее присутствие бесполезным и кирпичные полы чересчур холодными, для босых ног, вернулся наверх и сел в кресло перед камином. Камин топился плохо, и почти бессознательно я подложил туда немного угля. Шум, который я при этом произвел, тотчас привлек хозяина. Он грозно встал среди комнаты, потом начал обшаривать все углы и чуть не коснулся меня. Но и этот обзор, кажется, не удовлетворил его. Уходя, он остановился на пороге и еще раз окинул взглядом комнату. Ждать в маленькой гостиной мне пришлось очень долго; наконец он вернулся, отворил дверь наверх, и я тихонько пошел за ним. На лестнице он вдруг остановился, и я чуть было не наскочил сзади на него. |
