— А вы всегда добрая?

Она стиснула зубы. Он подстрекает ее. И хотя ей очень хотелось дать ему отпор, она этого не сделала. Потому что он хотел, чтобы она ему ответила и чтобы он мог сделать то же самое.

К сожалению, ей не приходило в голову ничего такого же вызывающего. Дерзкого.

Его рука двигалась по ее спине. Он умело направлял ее в танце. Они повернулись раз, потом другой, и она увидела мельком Мэри Кэдоган с широко раскрытыми глазами и ртом в форме идеального крошечного овала.

Замечательно. Завтра днем всему городу обо всем будет известно. Один танец с джентльменом не должен вообще-то стать поводом для скандала, но Мэри была заинтригована сэром Гарри в достаточной степени, чтобы найти способ раззвонить об этом всему свету и поддержать свою репутацию хорошо осведомленной барышни.

— Чем вы интересуетесь, леди Оливия? — спросил он.

— Чем я интересуюсь? — Еще никто не задавал ей такого вопроса. Во всяком случае, не с такой прямотой.

— Вы поете? Пишете акварелью? Любите втыкать иголку в ту ткань, которую натягивают на пяльцы?

— Это называется вышиванием.

Его вопрос прозвучал почти насмешливо, словно он не ожидал, что у нее вообще есть какие-либо интересы.

— И вы им занимаетесь?

— Нет. — Она всегда ненавидела вышивание. Кроме того, оно у нее плохо получалось.

— Вы играете на каком-нибудь инструменте?

— Я люблю стрелять, — резко ответила она, надеясь положить конец расспросам. Это не было полной правдой, но и ложью тоже не было. Ей нравилось стрелять.

— Женщина, которая любит оружие, — тихо произнес он.

Боже милостивый, этот вечер никогда не закончится. Она тяжело вздохнула.

— Этот вальс какой-то особенно длинный?

— Не думаю.

Что-то в его голосе насторожило ее. Она подняла глаза как раз в тот момент, когда его губы расплылись в улыбке.

— Он просто кажется вам бесконечным, потому что я вам не нравлюсь.

Это было правдой, но он не должен был этого говорить.

— У меня есть тайна, леди Оливия, — прошептал он, нагнувшись к ней настолько, насколько позволяли приличия. — Вы тоже мне не нравитесь.

Сэр Гарри не нравился Оливий спустя еще несколько дней. То, что она не говорила с ним и даже его не видела, не имело значения. Она знала, что он существует, и этого было достаточно.

Каждое утро одна из служанок заходила в ее спальню и отдергивала занавески, и каждое утро, когда служанка уходила, Оливия выскакивала из постели и задергивала их. Она не даст ему повода обвинить ее в том, что она опять за ним шпионит.

К тому же вдруг он решит шпионить за ней?

Она даже ни разу не вышла из дома после того музыкального вечера. Она притворилась, будто у нее простуда. (Это было легко сделать: она могла сослаться на то, что заразилась от Уинстона.) Не то чтобы ее беспокоило, что она сможет встретить сэра Гарри. Но разве не могло случиться так, что они будут одновременно выходить из дома? Или, наоборот, возвращаться после прогулки? Или неожиданно столкнуться на Бонд-стрит? Или на светском рауте?

К чему ей вообще с ним сталкиваться?

Гораздо важнее было избегать своих подруг. Мэри Кэдоган явилась на другой же день после концерта, потом на следующий и еще раз. Миссис Радленд наконец сказала, что пришлет ей записку, когда Оливия почувствует себя лучше.

Оливия и представить себе не могла, как она расскажет Мэри Кэдоган о своем разговоре с сэром Гарри. Достаточно того, что не проходило минуты, чтобы она о нем не вспоминала. А посвящать в это другого человека…

От этого простая простуда действительно могла превратиться в какую-то ужасную болезнь.