— Тише, — снова вмешался рулевой, — я слышу на берегу голоса.

На этот раз путешественникам удалось разобрать, о чем говорили арабы. Затем послышались удаляющиеся шаги.

— Один, слава Богу, спасен, — сказал Шварц, — но другой наверняка попадет им в руки. Что мы можем для него сделать?

— Нам не нужно ничего делать, — ответил юный рулевой, — они его не поймают.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я слышал то, что сказали арабы. Они потеряли двух собак. Одну, без сомнения, убил этот негр: видите, он до сих пор крепко сжимает в руке нож, да и рана на его руке говорит о том же самом. Если бы у преследователей были с собой и другие псы, они бы непременно кинулись за ним в воду и не дали уйти. Поэтому я думаю, что там, на берегу, больше нет собак, и тогда им ни за что не найти в этом огромном лесу второго беглеца!

— Кажется, ты прав, — задумчиво произнес Шварц.

— Уверен, что не ошибаюсь. Мы можем совершенно спокойно оставаться в нашем укрытии и ждать, что будет дальше; в зависимости от обстоятельств мы решим, как нам себя вести.

Немцы переглянулись. Этот не по годам рассудительный юноша нравился им все больше, особенно его спокойная и уверенная манера держаться в любых, даже очень сложных ситуациях.

Лобо все еще был без сознания. Серый поднес к его носу флакончик с нюхательной солью, и негр зашевелился.

— Толо… держи дерево… крепче… — еле слышно прошептал он. Даже сейчас, находясь еще в полуобмороке, этот человек был больше всего обеспокоен судьбой своего друга! После того, как Пфотенхауер еще раз поднес ему флакон, Лобо приоткрыл глаза. Его мутный взгляд упал на склоненное над ним красивое и доброжелательное лицо Шварца, и он сказал, улыбаясь:

— Толо… ты жив… а я… у Доброго Шейха над звездами.

— Вы слышите? Он определенно говорит о Боге! Этот парень — христианин! — пораженно воскликнул Шварц.

— Христианин или язычник, он прежде всего человек и нуждается в нашей помощи, — невозмутимо ответил Серый.

Он достал из-под носового сиденья ящик с медикаментами и начал умело обрабатывать раны негра, в чем Шварц помогал ему с таким же мастерством.

В здешнем климате даже самые пустяковые ранения могут оказаться смертельными, если допустить в их лечении хоть малейшую небрежность. Именно поэтому так высока смертность среди населяющих верховья Нила народов, которые ведут постоянные войны со своими соседями.

На побывавшей в зубах у крокодила ноге Лобо болтались лохмотья мяса, которые следовало удалить ножом. От боли, которую причинила пациенту эта операция, он окончательно очнулся.

— Белые люди и санде, — с трудом проговорил он, узнав ниам-ниам по их своеобразным прическам, — это не ловцы рабов.

— Нет, нет, — поспешил успокоить его Шварц, — ты среди друзей!

— Значит… Значит, Лобо не… умер?

— Конечно, нет! Ты жив и находишься в безопасности. Вон там, снаружи, берег, с которого ты прыгнул в воду.

— Это… это лодка. Вы втащили Лобо в лодку. Теперь Лобо вспоминает. Вы — хорошие люди. Но где же Толо?

— С ним тоже будет все в порядке: они его не нашли.

— Тогда нужно скорее бежать к деревьям, на которых он спрятался!

Он хотел вскочить, но боль в руке и ноге, которые еще не были перевязаны, заставила его застонать и снова упасть на дно плоскодонки. Участь Толо занимала все его мысли, но, видя, что ему желают только добра, он решил покориться и во всем положиться на своих спасителей. Пока Шварц и Пфотенхауер заканчивали перевязку, Лобо, мужественно превозмогая боль, рассказывал обо всем, что с ним произошло.