Сашка рассеянно кивнул:

— Мне папа рассказывал.

Его тут же пронзила внезапная догадка:

— А мой папа? Он случайно не здесь? Если он добрался до этого органа, значит, тоже должен был попасть сюда! Вы его не видели? Его зовут Ян. Он — органист, как и Иоган Кристоф.

Так сжав сплетенные пальцы, что кончики ногтей побелели, отец Генрих терпеливо заметил:

— Ты, видимо, не понимаешь всего величия произошедшего с тобой. Мы говорили о том, что тебе предстоит стать самим Бахом, и при этом освободить его жизнь от того ненужного, о чем мы — благодарение Господу! — уже знаем. А ты беспокоишься о человеке, который больше и не является твоим отцом. По сути дела, у всех людей только один Отец.

— Постойте! — вскинулся Сашка. — Разве я сказал, что хочу стать Себастьяном? То есть Бахом… Ну, в общем… Вы же говорили, что есть выбор!

Тот серьезно подтвердил:

— Думаю, есть. Хотя и не полностью уверен в этом. Но я помню, что когда сам только оказался здесь, на третью ночь мне был задан вопрос: готов ли я остаться? Или же хочу вернуться?

От испуга у Сашки пересохло в горле:

— Ночью? А вдруг это вам только приснилось? А если никто и не спросит?!

Лицо отца Генриха просветлело:

— Тогда отныне ты будешь носить великое имя — Иоган Себастьян Бах.

— Но как же… А мама? — мальчик заплакал бы, если б здесь не было этого человека, который вроде бы и разговаривал ласково, и улыбался, а все равно наводил на Сашку ужас.

В ответ он услышал эхо страшных слов Иогана Кристофа:

— Увы, у тебя больше нет матери, мой бедный мальчик. Но за эту утрату Господь вознаградил тебя гораздо большей — гением.

— Но это же не мой гений! — рискуя перейти на крик, заспорил Саша. — При чем тут я? Бах — он и есть Бах! Он же был и без меня, зачем мне вселяться в него?

Священник заговорил строже:

— Это великий дар. Еще вчера ты был обречен на заурядную жизнь в неблагополучной стране, а сегодня тебе дается шанс стать одним из величайших людей этого мира. Уж не знаю, почему выбор пал именно на тебя…

— И я не знаю! Я этого не хотел.

— Не хотел? — в глубине синих глаз блеснула недоверчивость. — Когда ты играл его музыку… Ты ведь играл, раз прикоснулся к органу? И что же? Когда ты играл Баха, у тебя даже не возникало желание стать подобным ему? Написать нечто настолько же великое?

— Ну да… — вынужденно признался Сашка. — Написать, конечно… Но не им же самим стать!

— Признайся, сын мой, ты просто помыслить о подобном не смел!

Саша в отчаянии стиснул одеяло: его не желали услышать!

— Да не в том же дело! Это же… Это как украсть! Чужую жизнь. Разве так можно? В заповедях же сказано: не укради. Разве не так?

Взгляд отца Генриха стал отрешенным:

— Если Господь привел тебя сюда, выходит, такова Его воля. И не нам оспаривать Его решения.

— Да? — с сомнением проронил Саша. — А как же насчет выбора? Вы обещали.

— Я? — священник высокомерно поднял брови. — Что я могу обещать? Все в руках Божьих.

Мальчик нетерпеливо подтвердил:

— Это я знаю. А если я все же не захочу стать Бахом? Что тогда? Я вернусь?

— Это великая честь!

— Да-да, я понимаю. А как же мама? Можно мне и ее забрать сюда, если меня не отпустят?

Отец Генрих сокрушенно вздохнул:

— Ты еще слаб духом, сын мой.