|
К. Лихтенберге, который во времена наших классиков преподавал физику в Гёттингене; но его достижения как психолога кажутся мне еще более значительными, чем его достижения как физика. Он придумал розу мотивов, написав следующее: «Побудительные причины наших действий можно было бы расположить подобно направлениям ветров на компасе, например: хлеб — хлеб — слава, слава — слава — хлеб, страх — наслаждение». Поэтому на призыв к войне в человеке одновременно откликается множество мотивов, благородных и низких, тех, о которых говорят вслух и о которых умалчивают. Нет необходимости перечислять их все здесь. Среди них есть и стремление к агрессии и разрушению; бесчисленные жестокости истории и современности подтверждают его существование и его силу. Сплав этих деструктивных стремлений с другими — эротическими и идеалистическими — облегчает их удовлетворение. Если вспомнить о зверствах, творившихся в прошлом, складывается впечатление, что идеалистические мотивы служили лишь предлогом для деструктивных влечений, в других случаях, например жестокостях инквизиции, представляется, что идеалистические мотивы выдвинулись на передний план в сознании, будучи бессознательно подкрепленными деструктивными мотивами. И то и другое возможно.
Подозреваю, что уже злоупотребил вашим интересом, направленным на предотвращение войны, а не на наши теории. Однако я хотел бы еще немного остановиться на влечении к разрушению, осведомленность о котором все еще не соответствует его значимости. Путем умозрительных заключений мы пришли к выводу, что это влечение присутствует у любого живого существа и направлено на его разрушение, на возвращение жизни в состояние неживой материи. Оно в полной мере заслужило свое название — «влечение к смерти». Эротические же влечения представляют собой стремление к жизни. Влечение к смерти становится разрушительным, когда оно с помощью особых органов обращается вовне, против объектов. Так сказать, живое существо сохраняет свою собственную жизнь за счет того, что уничтожает чужую. Однако часть влечения к смерти направлена внутрь самого живого существа, и мы пытались вывести из этой интериоризации разрушительного влечения целый ряд нормальных и патологических феноменов. Мы даже пришли к крамольной мысли, что возникновение нашей совести объясняется подобной направленностью агрессии на себя. Как вы понимаете, это отнюдь не безопасно. Если такой процесс слишком активизировался, это означает болезнь; в то время как направление данного влечения к разрушению на внешний мир должно разгружать живое существо, действовать на него благотворно. Таково биологическое объяснение всех этих отвратительных и опасных устремлений, против которых мы с вами боремся. Следует признать, что они ближе к природе, чем наше противодействие им, для которого еще предстоит найти объяснение. Возможно, у вас сложилось впечатление, что наши теории — это своего рода мифология, в данном случае не слишком обнадеживающая. Но разве не любая естественная наука покоится на мифологии? Разве в физике дела обстоят иначе? Из всего вышесказанного для наших целей полезен следующий вывод: невозможно искоренить в людях агрессивные наклонности. В счастливых уголках планеты, где природа в изобилии дает человеку все необходимое, говорят, существуют племена, ведущие кроткую жизнь, не зная ни насилия, ни агрессии. Однако я в это не верю и хотел бы узнать побольше об этих счастливчиках. Вот и большевики надеются, что искоренят человеческую агрессию, удовлетворив материальные потребности и установив равноправие между членами общества. Я думаю, что это иллюзия. На данный момент они вооружены до зубов и обеспечивают единство своих приверженцев не в последнюю очередь за счет разжигания ненависти ко всем, кто не с ними. Кроме того, как вы отметили, речь не идет о полном устранении человеческой склонности к агрессии; можно лишь попытаться отклонить ее далеко в сторону, чтобы ей не нужно было находить выражение в войне. |
