Например, панэллинская идея — осознание себя лучшими людьми, нежели окружающие варвары, которая нашла столь сильное выражение в амфиктиониях, пророчествах оракулов и празднествах, была достаточно сильна, чтобы смягчить обычаи ведения войны у древних греков, но, конечно, она не могла предотвратить военных столкновений между частицами греческого народа, она даже не смогла удержать город или союз городов от альянса с врагами-персами ради победы над противником. Точно так же чувство общности у христиан, которое было достаточно сильным, не помешало в эпоху Возрождения маленьким и крупным христианским странам воевать друг с другом, привлекая на помощь султана. И в наше время не существует идеи, от которой можно бы было ожидать объединяющего влияния. То, что национальные идеалы, обуревающие целые народы, приводят к противоположному эффекту, более чем очевидно. Есть люди, которые предрекают, что всеобщее распространение большевистского образа мышления положит конец войнам, однако сегодня мы весьма далеки от этой цели, и, вероятно, она может быть достигнута только после ужасных гражданских войн. По всей видимости, сегодняшняя попытка заменить реальную власть властью идей обречена на провал. Не учитывать, что право первоначально было грубой силой и что сегодня оно не может обойтись без поддержки силы, — это просчет.
Теперь я могу перейти к комментированию другой вашей мысли. Вы удивляетесь тому, как легко заразить людей воинственными настроениями, и предполагаете, что в них действует нечто — некое влечение к ненависти и уничтожению, что способствует этому подстрекательству. Снова вынужден во всем с вами согласиться. Мы полагаем, что подобное влечение существует, и в последние годы занимались изучением его проявлений. Могу ли я воспользоваться случаем и немного рассказать вам о теории влечений, к которой мы в психоанализе пришли после долгих проб и колебаний? Мы предполагаем, что влечения человека бывают двух видов: те, чья цель — сохранять и объединять (мы называем их эротическими, в полном соответствии с Эросом в «Пире» Платона, либо сексуальными, сознательно расширяя популярное понятие «сексуальность»), и те, чья цель — разрушать и убивать (последние мы определяем как агрессивные, или разрушительные, влечения).
Как видите, по сути это лишь теоретическое объяснение всемирно известного антагонизма любви и ненависти, который, возможно, первично связан с полярностью притяжения и отталкивания, играющей роль в вашей области. Но давайте не будем спешить оценивать их как добро или как зло. Одно из этих влечений так же необходимо, как и другое, явления жизни возникают в результате их взаимодействия и противодействия. По-видимому, влечение одного вида не может действовать изолированно, оно всегда связано до некоторой степени с противоположным ему — мы говорим «легировано», — которое модифицирует его цель или делает ее достижение возможным при определенных обстоятельствах. Например, влечение к самосохранению (инстинкт самосохранения), безусловно, принадлежит к комплексу эротических влечений, однако именно этот комплекс нуждается в наличии агрессии, если человек хочет реализовать свое намерение. Точно так же направленное на объект любовное влечение нуждается в добавлении влечения к овладению, если есть желание получить объект. Сложность в отделении проявлений обоих видов влечений друг от друга долго препятствовала их изучению.
Если вы проследуете дальше за моими рассуждениями, то узнаете, что человеческие действия демонстрируют осложнение и другого рода. Действие крайне редко является результатом одного-единственного инстинктивного импульса, который уже сам по себе должен быть составлен из эротического и деструктивного типов влечений. Как правило, несколько сходным образом составленных мотивов должны объединиться, чтобы действие состоялось. Один из ваших коллег-ученых уже имел об этом представление; я говорю о профессоре Г. К. Лихтенберге, который во времена наших классиков преподавал физику в Гёттингене; но его достижения как психолога кажутся мне еще более значительными, чем его достижения как физика. |