Кирилл растерялся. Он знал, что Мама слов на ветер не бросает. Значит, мать и сестра уже сидят в другом отсеке зловонного трюма и ожидают решения своей судьбы. Это решение — в его руках .
Григорий Матвеевич будто подслушал мысли пленника.
— Я предлагаю тебе полноценную жизнь, а ты кобенишься, как чистоплюйская институтка. Этого не хочу, того не буду. Противно.
Нет, этот паук не захватил его родных, успокоился Кирилл. Если бы они были на барже, Мама показал бы их узнику, насладился его страхом. Окимовский авторитет нагло блефует.
— Полноценной жизни на чужих костях не бывает.
— Ошибаешься, паря, все стоит и на костях, и на перегнившей плоти. То, что должно вымереть — вымирает, из тлена появляются свежие молодые росточки.
Бугай скучающе зевнул. Развели философию! Подвесить бы упрямца к потолку да обработать дубинками — по другому бы запел.
— Ты торгуешь не естественной смертью — искусственной. Потому что — палач.
— Все это придумано тобой, — миролюбиво, по отечески, промолвил Мама, пропустив мимо ушей слово «палач». — Гибель-порошок, гибель-воздух, гибель-вода, гибель-музыка, гибель-погода. Все в нашей жизни — гибель. Последний виток, Кирилл! Слепой, что ли? Дальше, за последним витком — смена! А хорошую смену нужно готовить заранее, за счет монстров, огромных городов! Так они же сами требуют афтаназии, мы лишь предоставляем востребованную услугу — ускоряем процесс конца света, который перестал быть светом… Кончай привередничать, побойся Бога!
Воспитывая спившегося Аптекаря, Григорий Матвеевич оперировал такими же приемами. Они, эти обманчивые «доказательства», настолько ему пришлись по душе, что он самповерил в них. Поэтому, обрабатывая непокорного «алхимика», он легко и просто употреблял заученные наизусть фразы и сравнения.
— Я не Бога боюсь — черта, сидящего в тебе, Мама. Потому что Бог добрый, а ты — злой!
— Опять не то говоришь! Добренького Бога нет, он — безжалостен. Особенно, в последнее время. Да и есть причины гневаться.
— Надоело словоблудие! Давай по делу. Чего надо от меня?
Неужели удалось сломать упрямого парня? Мамыкин ободрился, принялся перечислять задачи, которые придется решать последователю Аптекаря. Вообще-то, перечислять — сильно сказано, ибо все проблемы умещаются в нескольких словах. Перевезти на новое место оборудование лаборатории — разобрать, потом собрать. Заново запустить производство самопала и «порошка».
Кирилл покорно согласился: разберёт, перевезёт, наладит.
Легкая победа над своевольным, дерзким парнем насторожила Григория Матвеевича. Снова возникло предчувствие неведомой опасности.
—Хочешь обмануть, да?
— Хочу, — безмятежно признался Кирилл, — но не буду. Потому что ты сам себя с упоением обманываешь. Да и за родственников страшно.
— Правильно мыслишь, молоток! Бояться всегда полезно…
— Точно сказано! Только я не за своих боюсь — за твоих…
Раздражённый авторитет, потеряв терпение, ударил дерзкого парня по лицу. Бугай подхватил его и, награждая пинками и зуботычинами, сбросил в трюм…
Дюбин, как и Мама, метался по городу, не зная, что делать, как поступить? Все попытки ударить по Лавру через его близких, заканчивались неудачами. А резерв энергии, о котором говорил швейцарский эскулап, похоже подходит к концу. |