Изменить размер шрифта - +
Приступы беспамятства все чаще и чаще бросают его в черный туннель, возвращение к реальности происходит все медленней и медленней. «Азбука Морзе», состоящая из подмаргивающих точек и тускло мерцающих тире, не торопится превращаться в светлое пятно.

   Рекомендуемые в зарубежной клинике методы лечения уже испробованы. Он горстями глотал таблетки, сбросил напряжение в постели с провизоршой, пытался мысленно воздействовать на поврежденную психику. Облегчение не приходило.

   Остаётся единственное средство избавиться от мучений — покончить с Лавром и, как можно быстрей, мчаться в Швейцарию. Иначе ему грозит гибель в проклятом черном туннеле.

   Итак, в первую очередь — месть. Что еще? Ах, да, как же он упустил — прощание с матерью. Сыновьих чувств Дюбин давно не испытывал, точно так же, как и дружеских, любовных или обязательных. Все это, по его мнению, не больше, чем отправление естественных потребностей, внедрённое в гены. Но, говорят, что материнская любовь исцеляет, вот и нужно попробовать это «средство», вдруг оно поможет.

   Оставив «кадета» за углом, Дюбин медленно прошелся по знакомой улице, от угла до угла. По привычке проверялся. Вдруг его поджидают «гладиаторы» Юраша или парни из охраны Кирсановой? Странно, недавно приехал в Россию, а успел нажить столько врагов!

   Убедившись в безопасности, Дюбин вошел в обшарпанный подъезд, поднялся на третий этаж. Звонить не пришлось — ключ от квартиры сохранился, его вместе с личными вещами возвратили выздоровевшему пациенту в швейцарской клинике.

   — Кто там? — раздался из спальни старческий голос. — Кого Бог послал? Настя, ты?

   Наверно, приходящая служанка, равнодушно подумал Дюбин, вытирая ноги о старенький половик. Постарела мать, раньше обходилась без помощниц.

   — Это я, мама…

   — Сынок? Господи, какое счастье!

   Сейчас примется обцеловывать да всхлипывать, с досадой подумал Дюбин. Ему только и не хватает слюнявых объятий.

   — Я не надолго, — предупредил он. — Дела не позволяют рассиживаться.

   Женщина, будто слепая, провела чуткими пальцами по лицу сына. С трудом сдерживала слезы. Она знает, как сын не любит плача, называет его «прорывом в канализации».

   — Я уже несколько дней места себе не нахожу. Как чувствовала, что ты где-то рядом ходишь, но почему-то не появляешься… Почему?… Вчера утром свечу в церкви поставила во здравие, купила самую большую.… Дошла молитва до Господа, послал он мне сына. Сподобилась…

   — Только плакать не надо, мать! — отстранился Дюбин. — Я устал и пришел отдохнуть. Не трави душу, она и без того покорёжена… Ты деньги получаешь нормально?

   Помощь матери — такое же естественное отправление, как посещение туалета. Это Дюбин усвоил с детских лет. Сестра из клиники по его поручению ежемесячно переводиладовольно скромные по нынешним временам суммы.

   — Нормально. Каждый месяц. На почте говорят: какой у вас заботливый сын. Я всякий раз улыбаюсь им, а когда выхожу — реву. Не станешь же объяснять, что бланки переводов заполнены чужой рукой, а сын неизвестно где.

   — Вот он, мама, перед тобой.

   — Вижу сынок, вижу, милый… Вот только лицо какое-то чужое. Будто не ты…

   — Будто не я, — рассеяно согласился сын, думая о своем. Вот-вот грянет очередной, вернее — внеочередной, приступ, каково будет матери видеть его безжизненное лицо?

   — Будто вышел из темного леса…

   Точно сказано! Вот только — не из леса, из черного туннеля.

Быстрый переход