Сизарь потупился, Шах сдвинул шляпу на лоб. Первый ничего не понял, второй понял, но возразить или поддержать не решился —слишком уж колючая тема.

   Настало время пристегнуть к разговору Маму.

   — Сейчас станет понятно. Вам Мамыкин за доли в консервке сколько отстёгивает?

   — Когда как, — признался Сизарь. — В общем — гроши.

   — А вы ему со своих операций?

   — По двадцать процентов, — буркнул Шах, закрыв полями шляпы глаза.

   — И только попробуй зажилить! — подхватил Сизарь.

   — Вот видите! Эти средства идут в какой-то общественный или паевой фонд, решают какие-то ваши социальные программы? Или вкладываются куда-то, чтобы обеспечить вам достойную старость? Если, конечно, вы доживёте до старости… А больничные? А фронтовые? А за ранение?

   Общее молчание. Никто не матерился, не возражал, но и не соглашался.

   — Вот и все, пацаны. Политика Мамы — деспотичная политика удельного князя, когда что хочу, то и ворочу. Она больше абсолютно не канает в ногу со временем. Политика, противоречащая экономическим интересам, это не политика, а фуфло. Надо делать передел. И делать это быстро, потому как Ольга Сергеевна…

   —Заткни фонтан, Лавруша, — снова толкнул Санчо друга. На этот раз — более болезненно. — Это — из другой оперы.

   — Действительно… Виноват… Так вот, — снова обратился он к ожидающей продолжения братве, — для решения этой задачи мы и собрались…

   Как принято говорить в таком случае, переговоры произошли в дружественной обстановке и завершились полным согласием сторон. Аплодисментов, объятий и радостных восклицаний не было, но кровопролития — тоже…

   Теперь — к самолёту! Мама, небось, ждет не дождется появления отца похищенного рыжего бизнесмена. Лавр, с таким же горячим желанием, мечтает придушить местного авторитета.

   Возле пирса покачивается на воде небольшой гидросамолет. Рядом с ним храпит мужчина средних лет, Ему снится что-то не совсем приятное — вздрагивает, стонет, чешется. Санчо переступает с ноги на ногу. Будить храпуна как-то не солидно, ожидать, когда он проснется — терять дорогое время.

   Наконец, решился.

   — Алло! Танго-один! Я — Танго-два! Приём!

   Спящий открыл один глаз, помедлил и открыл второй.

   — Амиго, не подскажешь, где пилот? — максимально доброжелательно спросил Лавр.

   — Подскажу. Я и есть пилот.

   Удача! Самая настоящая удача! Не придется бегать по домам, искать лётчика.

   — Тогда — поехали.

   Летун обследовал состояние правой ноздри, потом — левой.

   — Не могу.

   — Что значить не могу? — взорвался Санчо. — Тебе Бабкин звонил?

   Мужик невозмутимо почесал живот, потом такую же операцию проделал с затылком.

   —Звонил. Хоть Дедкин, хоть Мышкин, хоть Внучкин — все равно не могу. Конец связи, — заявил он, снова принимая горизонтальное положение.

   — Погоди спать… Почему не можешь?

   — По медицинским показаниям.