— Извини, сынок, мой жених тут совершенно не при чем! Мухи — отдельно, мед — отдельно! «Империи» предложены акции по номинальной цене, и только откровенный дурак или злонамеренный человек не увидит здесь прямой выгоды.

   А вот это уже прямое, неприкрытое оскорбление! Ответить ударом на удар — упомянуть о женской несостоятельности, граничащей с глупостью? Не стоит дразнить гусей, значительно лучше сделать вид — не расслышал. Или не понял.

   Промолчать не получилось — сработал инстинкт волка, загнанного в офлажкованную зону. Только не кричать — говорить спокойно и веско.

   — Наша беседа скатилась до кухонной свары. Эпитеты — в мой адрес?

   Оскорбленный и униженный Хомченко рассчитывал если не на извинения, то, по крайней мере, на ссылку на кого— то другого, в адрес которого Кирсанова высказалась.

   — Именно в ваш, господин Хомченко! Я давно закрывала глаза на проявление мелочной нечистоплотности, считала, что это неизбежно с любым заместителем-управляющим. Но теперь убедилась — зря… Впрочем…

   Борис Антонович обессилил, на избитом самолюбии появились болезненные синяки, нервы натянуты гитарными струнами — вот-вот лопнут, голова кружится.

   — Подождите, Ольга Сергеевна, — перебил он. — По моему, теперь нам стоит остановиться, успокоиться и продолжить разговор в более расширенном составе…

   Куда там! Дикая кошка вцепилась когтями, терзает и терзает. До боли, до крови! И не желает останавливаться.

   — Не перебивайте меня пожалуйста! Перебивать женщину вообще невежливо, президента — невежливо вдвойне! Теперь же, то есть немедленно, будут официально оформлены все документы по приобретению пакета акций, принадлежащего Лаврикову-младшему. Завтра утром сделку проведут юридически. Если понадобится, под гарантии моих личныхсредств.

   Ну, уж этого не будет! Ни за что! Униженный Хомченко пустит в ход все рычаги, нажмут на все кнопки. Мамыкин тоже не останется в стороне. Вдвоем они или переубедят бабу, или свергнут ее с президентского «престола». Если понадобится — силой!

   Куда девалась слабость и головная боль? Борис Антонович был готов продолжить начатое сражение.

   Иван тоже возмутился.

   — Значит, мое мнение… моя воля для тебя ничего не значит?

   Ольга Сергеевна отлично знала трудный характер своего сына, позаимствованный у отца. Володя тоже был далеко не подарок. Нежности не признавал, считал ее сентиментальным сюсюканьем, грубости — тем более, замыкался в себе, молчал. Единственное воздействие — беседа двух равноправных партнеров.

   Мать — равноправный партнер? Смешно даже подумать! Но судя по возмущенному выражению лица Ванюши, без этого не обойтись.

   — Прости, Иван, но в данном случае — ничего. Мало того, я немедленно отдам приказ о проведении полного аудита центральной площадки, всех филиалов, супермаркетов и складов. После закрытия магазинов все будет опечатано.

   Это уже, если не нокаут, то удар в солнечное сплетение. Аудиторы выявят такие нарушения — вся компания вздрогнет. А если доберутся до самопала и пакетиков — вообще абзац.

   Хомченко остановился напротив Кирсановой, вонзил в ее лицо испепеляющий взгляд.Подумать только, эта баба, эта нечисть разгадала все его лазейки! Но так просто он не сдастся — есть еще всемогущий Мама, друзья в прокуратуре и в службе безопасности. Да и сам он далеко не слабак, съумеет постоять за себя!

   — Виноват, но я не уполномочен исполнять такие решения, принятые единолично.