Грэйси оборачивается к нему.
– Что?
– Когда ты с ним рассталась, ушла за машиной мисс Брайт, – объясняет Парсон, – я вернулся к нему в каньон. Он знал, что произойдет, и искал выход. Мы пришли к такому решению.
– Вы… так и задумали? Вы ему это позволили? Позволили умереть?
– Не было другого способа, – говорит Парсон.
– Другого способа для чего? Настоять на своем? Победить в ваших… поганых семейных сварах? – Похоже, Грэйси плохо умеет браниться.
– Нет, – отвечает Парсон, – другого способа сохранить тебе жизнь.
Грэйси моргает. Мона видит, как ответ укладывается у нее в голове.
– Что?
– Первый давно знал: что-то готовится. Не конкретно это, но что-то. Он тоже готовился.
Мальчишеское личико Парсона становится на удивление сосредоточенным.
– Ты знаешь, что он сделал. Какие шаги предпринял.
Грэйси сникает, словно что-то в ней лопнуло. Какие бы шаги ни предпринимал Первый, обсуждать их она явно не рвется.
– Да, – продолжает Парсон. – Эти шаги, эти решения ограничили его свободу. А он определенно считал нужным тебя сохранить.
Грэйси слишком потрясена, чтобы отвечать. Заговаривает Мона:
– Так вы говорите, мы выживем?
– Нет, – возражает Парсон. – Первый, выражаясь попросту, никогда не бывал ни в чем уверен. Он не предсказывал, он оценивал вероятность. Но этот путь давал больше всего шансов на ус…
Оглушительный крик гремит над Винком: НЕТ! НЕТ! Я БЫЛ СЧАСТЛИВ! ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ДАЕШЬ МНЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ? ЗАЧЕМ ТЫ ВЕЧНО МЕШАЕШЬ МНЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ?
Грэйси разворачивается и видит, как гигант склоняется над чем-то, прикованным к земле. Схватившись за голову, девушка падет на колени и кричит.
Никто из них не может разобрать, что проделывает с Первым гигант. Вообще ничего не видно: ни вспышки, ни звука, ни ран или крови. Просто полупрозрачное тело Первого бьется под массой народу, и гигант словно смахивает что-то кончиками пальцев, и…
Гора тел обрушивается, словно была навалена поверх воздушного шарика, а он лопнул. Как если бы под ними находился Первый – и его не стало. Как будто гигант одним усилием воли выбросил его из реальности.
Мона в первый раз начинает осознавать настоящую мощь своей Матери.
Но едва пропадает Первый, с Грэйси происходит перемена. Девушка замечает ее не сразу – она скрючилась на земле, всхлипывает… но вот волосы ее встают дыбом, словно она коснулась генератора Ван де Граафа. Всхлипы замирают, она недоуменно поднимает ресницы.
Мона чуть не подскакивает на месте: глаза у Грэйси стали черными как уголь.
– Что со мной? – спрашивает девушка. – Что… что случилось? Мона?…
Мона в свою очередь спрашивает:
– Парсон?
– Передача силы, – говорит тот.
Грэйси начинает очень часто дышать. Потом вопит, как от страшной боли. Она встает, но в ее движении есть что-то неестественное – руки обвисли, тело подается вперед, и Моне кажется, что не девушка встает, а ее поднимают…
«Неужели, – думает она, – мистер Первый снова играет в куклы?»
Грэйси вскидывает руки к небу. Она уже не кричит, она медленно поднимается в воздух, всплывает футов на девять и обращается лицом к гиганту. Воздух вокруг нее мерцает, словно тело излучает сильный жар, а ее кожа обесцветилась, стала белой как бумага.
– Я никогда не понимал, – рассуждает Парсон, глядя на эти ужасы, – зачем он сделал ее подобной себе – нам. |