Кругами расходится тень от ствола,

 по веткам кричит воронье…

 От бабы, приятель, не много тепла,

 а все-таки жалко ее.

 Гляди, как полощется ртутный поток,

 как изморось липнет к окну.

 Сегодня как раз перекинут мосток

 на клятую эту луну.

 Вот треснет по краю небесная твердь,

 да хлынут лучи сквозь пролом…

 На что нам, увидевши это, потом

 захочется, парень, смотреть.

 Пусть греется баба в холодной стране,

 золой вычищая котлы…

 Все лучше одной, чем со мной, на луне —

 там, братец, по горло золы.

 ЛОНДОН В ТЕМНОТЕ И ОГНЯХ

 В двух кварталах от прославленного собора

 Здесь березы, что характерно, деталь декора,

 А не часть какой-то рощи там, или бора,

 Или саморастущей флоры подле забора.

 В белых кадках, подсвеченные неоном,

 Точно белые свечи, горящие в небе оном.

 Вот идет человек, озирая пустынный город,

 Мокрый ветер с Атлантики лезет ему за ворот.

 Здесь река в часы прилива воняет гнилью,

 Парапет присыпан дождем, а не снежной пылью,

 Если кто-то возьмется тебе объяснить дорогу,

 Скажет он — пройдите на запад еще немного,

 А потом через два квартала свернете к югу —

 Словно бы читаешь какую старую книгу…

 Как бы вы ни рыскали в этом чужом болоте,

 Ни Солянки и ни Полянки вы не найдете.

 Бог берет человека за самое слабое место

 И его переносит в какое-то новое место.

 Вот идет человек, запахнувши плотней пиджак свой,

 Мокрый ветер с Атлантики лезет ему под жабры.

 Я отсюда, говорит человек, погляди, зараза,

 Это мне дальний бакен сияет в четыре глаза,

 Потому что языки в школе мы изучали,

 Я почти понимаю надписи на причале.

 Я осяду здесь, средь кирпичных портовых складов,

 Мокрый ветер с Атлантики будет мне щеки гладить,

 Здесь на черных волнах от бакена свет играет,

 Сердце рвется в клочья и больше не умирает.

 Я куплю котелок на голову, то есть шляпу,

 Также зонтик, и больше не буду плакать.

 Я отсюда, говорит человек, погляди, паскуда,

 Ибо я ненавижу снег и взыскую чуда…

 Ты, ваще, отвечает Город, собирай манатки,

 У тебя сапоги в заплатках, а сердце в пятках,

 Ишь чего возжаждал — вечные выходные,

 English breakfast и кровавые отбивные,

 У тебя гниль в жабрах, солитер в кишках, сыпь в горле,

 Ты, ваще и не человек, а какой-то Горлум…

 Так ползи во тьму с дурной своей парасолькой,

 Там твоя Солянка крепко тебя посолит,

 Там твоя Полянка сходит с тобой на пьянку,

 Так ступай, о волынщик, играющий на тальянке!

 Не забудь, говорит Город, теплей одеться,

 Там уже метет так, что и не надейся…

 «Рыба в омуте плеснет…»

 Рыба в омуте плеснет,

 веткой дерево махнет,

 скрипнет гравий под ногой —

 не печалься, дорогой.

 Стынет чайник на столе,

 кто-то ходит по земле,

 кто-то с веток воду льет,

 спать ребенку не дает.

 Расшумелись как на грех

 абрикосы и орех,

 а в ночных морях кефаль

 тусклым взглядом смотрит вдаль.