«Может, когда мы останемся одни, нам будет проще узнать друг друга», — подумала Онора.

Но эта мысль не придала ей уверенности, наоборот, в груди продолжал нарастать тяжелый ком.

Только она успела завязать под подбородком ленты, как в комнату вошла тетя.

— Ну что, готова? — проскрипела она. — Сколько можно копаться?

— Я готова, тетя Элин, — пролепетала Онора.

— Можешь идти, Эмили, — разрешила графиня. — Экипаж тебя уже дожидается, и я шкуру с тебя спущу, если ты что-нибудь забыла.

— Я уверена, миледи, что упаковала все, — ответила Эмили.

— Тогда чего ты ждешь?

Горничная пулей вылетела из комнаты, а графиня направилась к Оноре, которая сидела за туалетным столиком.

Когда тетя подошла к ней вплотную, Онора молча встала и вопросительно глянула на нее, ожидая, что та сейчас выскажется по поводу ее наряда. Однако слова графини вызвали у нее полнейшее недоумение.

— Итак, ты замужем, — с ненавистью в голосе произнесла Элин. — Теперь заруби себе на носу — герцог ненавидит, когда ему вешаются на шею и надоедают бесконечными заверениями в любви.

Онора так удивилась, что слова вымолвить не могла, однако, понимая, что тетя ждет от нее ответа, пробормотала:

— Ну что вы… Я вовсе не собираюсь… этого делать.

— И чем скорее ты родишь ему ребенка, тем лучше, — продолжала графиня. — Ему нужен наследник, имей это в виду!

Даже не взглянув на полное ужаса лицо Оноры и слезы на ее глазах, она вышла из комнаты, очевидно, решив, что больше говорить не о чем.

Когда они выехали из Лэнгстоун-Холла и на бешеной скорости мчались в фаэтоне, запряженном четверкой великолепных лошадей, Онора вспомнила слова тети.

Из-за предсвадебной суеты и спешки, а также из-за того, что она ни разу не оставалась с герцогом наедине, ей никогда и в голову не приходило, что от нее требуется рожать ему детей.

«Но как я могу это сделать, когда мы друг друга совсем не знаем?» — сокрушалась Онора.

Она понятия не имела, откуда берутся дети. В школе об этом как-то не принято было разговаривать, а мама умерла, когда она была еще мала и подобные проблемы ее не волновали.

Они ехали все дальше и дальше. Герцог молча правил лошадьми, а Онора, глядя на проносившиеся мимо пейзажи, размышляла над словами тети. Вероятно, та имела в виду, что ребенок у нее должен появиться через много месяцев, а то и лет.

«В конце концов, герцог ведь даже ни разу не поцеловал меня, — думала она. — И уж конечно, он и не собирается прикасаться ко мне до тех пор, пока не перестанет меня ненавидеть и мы не станем друзьями».

Эта мысль показалась ей не лишенной логики, и мало-помалу Онора успокоилась. Когда спустя час герцог поинтересовался, все ли с ней в порядке, она самым естественным тоном ответила:

— Да, конечно, и я рада, что мы едем в открытом фаэтоне, а не в закрытом экипаже.

— Я ненавижу закрытые кареты, — заметил герцог. — Однако хорошо, что не льет дождь. Это единственное, что помешало бы нам мчаться в Лондон так быстро, как сейчас.

— Тогда я просто счастлива, что сегодня такой чудесный день, — сказала Онора. — А ваши лошади вообще выше всяких похвал.

— Я их купил полгода назад, — объяснил герцог. — Выложил довольно кругленькую сумму, но они того стоят.

— Не сомневаюсь.

Дальше они ехали в молчании, и Онора, совершенно успокоившись, решила, что страхи ее абсолютно беспочвенны. Герцог по-прежнему обращался с ней небрежно, а не так, как положено обращаться со своей невестой.