— Кто вы? — грозным голосом осведомился у него герцог.
— А вам какое дело! — огрызнулся мужчина.
— Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что за дела подобного рода вам придется отвечать! — не отставал от него герцог.
На эту реплику жулик никак не отреагировал, и герцог понял, что этот тип просто мелкая сошка, которая находится на побегушках у тех, кто осмелился требовать с такой важной особы, как он, герцог Тайнмаут, кругленькую сумму в 500 фунтов стерлингов.
Он посчитал дальнейшие переговоры бесполезными и стал молча ждать, чувствуя, как его раздражение перерастает в ярость от того, что он вынужден выполнять требования шантажистов.
Через пять минут с улицы донесся стук копыт, и Джеймс, опрометью бросившись к входной двери, распахнул ее.
Герцогу эти пять минут показались пятью часами. Садясь в карету, он весь кипел от ярости. Ему еще хуже стало от того, что он был вынужден сидеть в непосредственной близости от человека, доставившего письма.
Тот между тем сказал кучеру, куда ехать, но так тихо, что герцог не расслышал. Когда карета тронулась с места, он спросил:
— Полагаю, теперь вы мне соблаговолите сказать, куда мы направляемся?
— Приедем, сами увидите, — ответил тот.
В его голосе прозвучали торжествующие нотки, и герцога охватило непреодолимое желание ткнуть мужичонку кулаком в лицо или, схватив за плечи, вытрясти из него ответ. Огромным усилием воли он заставил себя сдержаться, прекрасно понимая: самое лучшее в этой ситуации — вести себя с достоинством.
Ему оставалось только надеяться, что его не заманивают в какую-то ловушку, где он окажется таким же пленником, как и Онора. Однако немного поразмыслив, герцог пришел к выводу, что это маловероятно. В конце концов, Онора стала жертвой собственного неразумного поведения. И как только вымогатели, кем бы они ни были, получат желанные пятьсот фунтов стерлингов, они тут же отпустят ее.
Однако малая толика сомнений у герцога все-таки оставалась.
Наконец карета остановилась у дома, одного взгляда на который герцогу было достаточно, чтобы понять, в какого рода заведение угораздило попасть его жену. Долго сдерживаемый гнев заклокотал в нем с новой силой, грозя вырваться наружу.
Но когда к нему подошла Кейт, герцог сумел обуздать свои чувства. Он отдал ей деньги, которые та жадно пересчитала, и резко бросил:
— А теперь отведите меня к жене, да побыстрее. И не вздумайте болтать о случившемся, иначе я живо прикрою ваше заведение!
— О чем вы говорите, герцог! — наглым голосом воскликнула Кейт. — Это ведь в наших интересах, да и в ваших тоже. Так что давайте-ка расстанемся по-хорошему.
Слова ее были не лишены смысла, и герцогу ничего не оставалось, как промолчать. Он только крепче стиснул зубы.
Кейт, не теряя даром времени, повела его через холл к двери, за которой дожидалась Онора.
— Вот она! Цела и невредима! — воскликнула Кейт, распахнув дверь.
Герцог вошел в комнату, и Онора с трудом поднялась.
— Вы… пришли! — вырвалось у нее.
Впрочем, она не была уверена, что произнесла эти слова вслух. Вполне вероятно, они прозвучали в глубине ее сердца.
Герцог не ответил, лишь подал ей руку.
Дрожащей рукой Онора ухватилась за его пальцы и крепко сжала их, чтобы убедиться, что он здесь, с ней рядом, и никуда не собирается исчезать.
Герцог вывел ее из комнаты. Молча прошли они мимо Кейт и спустились по ступенькам к поджидавшей их карете. Герцог помог жене сесть в нее и уселся рядом. И только тогда Кейт, стоявшая на пороге своего заведения и освещенная ярким фонарем, прокричала:
— Заходи, герцог, когда соскучишься! Всегда рады видеть тебя!
Она громко расхохоталась, разорвав своим нахальным смехом благопристойную тишину погруженной во мрак улицы. |