Спустя четверть часа доктор Кейтс вышла из смотровой. За ней следовал Кардинал‑старший, вид у него был грозный.

Она вынула рецептурную книжку и стала писать, одновременно говоря:

– Выписываю вам два лекарства. Первое – мочегонное, оно вам прочистит легкие. Второе – разжижающее кровь, оно вам снизит давление. – Она оторвала рецепты и протянула их Стэну. – Кардиологу я позвоню сама. Только тогда будет уверенность, что вы действительно придете к нему на прием. Моя ассистентка позвонит вам и сообщит время.

– А как насчет вождения? – спросил Кардинал‑младший.

Доктор Кейтс покачала головой. Выбившаяся черная прядь волос обвилась вокруг ее шеи.

– Никакого вождения.

Стэн не выдержал:

– Черт побери. Да вы хоть представляете, каково это, когда тебе приходится звонить кому‑то каждый раз, когда ты захочешь выйти из дому? Вам всего тридцать, что вы понимаете? Откуда вам знать, что я чувствую или не чувствую – ступнями или, черт побери, каким‑нибудь другим местом? Я сидел за баранкой еще за двадцать лет до вашего рождения. Никогда не попадал в аварии. Меня даже за превышение скорости никогда не штрафовали. И теперь вы меня уверяете, что я не могу водить машину? И что мне прикажете делать? Каждые пять минут звонить ему ?

– Я понимаю, что вы расстроены, мистер Кардинал. Вы правы, мне бы тоже это не понравилось. Но вам стоит иметь в виду две важные вещи.

– Ну, разумеется. Сейчас вы меня станете учить, о чем мне думать.

– Позвольте мне закончить.

– Что‑что вы сказали?

– Я сказала – позвольте мне закончить.

Вот молодец, подумал Кардинал. Многие пугались гнева Стэна – в том числе и его собственный сын, – но эта молодая женщина умела владеть собой.

– Две важные вещи. Во‑первых, невропатия у вас, скорее всего, пойдет на убыль. Вы постоянно следили за содержанием сахара в крови, и это очень хорошо. Все станет ясно через три‑четыре месяца. А во‑вторых, каждый зависит от окружающих. Всем нам стоит научиться просить о том, в чем мы нуждаемся.

– Ужасно чувствовать себя инвалидом, черт возьми.

– Это не конец света. Откровенно говоря, меня сейчас больше волнует ваше сердце. У вас в легких много жидкости, я это обнаружила при прослушивании. Давайте сначала разберемся с этим, а потом уже будем думать о вождении, хорошо?

Когда Кардинал с отцом вернулись в приемную, какой‑то человек, сидевший там, выбрался из кресла и протиснулся мимо них в кабинет. Что‑то в нем показалось знакомым – светлые волосы в сочетании с мускулатурой завсегдатая тренажерных залов? – но мужчина вошел в кабинет и закрыл за собой дверь, прежде чем Кардинал сумел вспомнить, кто это такой.

Регистраторша стала объяснять его отцу, как заполняется направление к врачу. Из кабинета доносились раздраженные голоса.

– У доктора Кейтс много таких пациентов? – спросил Кардинал у регистраторши.

– Это не пациент. Это… даже не знаю, как назвать…

– Может, мы все‑таки пойдем отсюда? – предложил Стэн. – Ты не поверишь, но у меня нет никакого желания провести остаток жизни у врачей.

На Алгонкин‑роуд Кардиналу пришлось снизить скорость. Туман, одеялом укутывавший весь район уже несколько дней, особенно густел у подножия холма Эйрпорт‑хилл. Конец января был по‑апрельски теплым. Обычно в это время года здесь ослепительно‑синее небо и температура настолько ниже нуля, что от одних мыслей о ней стынут мозги. Теперь же казалось, что туман уже никогда не исчезнет.

– Ну разумеется, глобальное потепление – выдумка, – произнес Кардинал, стараясь вывести отца из дурного расположения духа.