– Нам нужен только ордер на отбор пробы крови у Лароша. Я знаю, что ДНК совпадет. И Делорм это знает. И вы это знаете.

– Я знаю только то, о чем мне говорят улики. И в Коронном суде вам уже сообщили, что у нас пока нет веских доказательств для получения ордера на пробу ДНК. Очевидно, этот отказ послужил поводом для того, чтобы вы оскорбили Поля Лароша.

– Он убийца, шеф. Он должен сидеть в тюрьме.

– Вы не сумеете посадить его туда, если будете и дальше игнорировать факты. А факты таковы: этим расследованием вы больше не занимаетесь. Откровенно говоря, если бы не смерть вашего отца, я бы мог вообще временно отстранить вас от выполнения служебных обязанностей. Но мы скажем просто, что вы находились в состоянии стресса, вследствие чего не могли делать адекватные умозаключения. Неужели вы думали, что вам удастся вытрясти из него признание?

– Случались и более странные вещи. Вся эта история с Кейтс показывает, что убийца был в панике.

– Вы не в состоянии делать адекватные умозаключения, Кардинал. Идите, пока я не передумал.

Ледяная буря наконец миновала. Тучи и туман быстро откатывались, словно кто‑то сворачивал театральные декорации, и над обледенелыми лесами снова засияло солнце. Покрытые льдом склоны холмов и дороги постепенно очистили от упавших высоковольтных опор, столбов, деревьев, сучьев. Вскоре вернулась обычная зима, с ее метелями и температурой ниже минус тридцати. Обитатели Алгонкин‑Бей кутались в зимние куртки с капюшоном, а дома включали отопление на полную, как только в дома снова дали тепло.

Весна в этом году наступила рано. Как обычно, многие заключали пари, когда на озере Ниписсинг вскроется лед, но не угадал никто. К середине апреля растаяли последние белые островки. А к маю о зиме напоминало лишь одно: в нижнем конце Брэдли‑стрит, там, где она огибает гряду невысоких холмов, окружающих озеро Ниписсинг с севера, есть место, куда алгонкинские снеговозы сбрасывают свой груз. К концу сезона здесь образуется гора с плоской вершиной, состоящая из слежавшегося снега. Ее склоны черны от гравия, соли и разного рода мусора, а внутри она украшена белыми ледяными кристаллами. Эта рукотворная гора настолько плотна, что не тает до середины июля.

Кардинал и Кэтрин видели ее с озера. Куски льда на горе ярко блестели. Почки на березах и тополях, растущих на берегу, были изумрудно‑зеленые. Еще какие‑то деревья, – глядя с воды, Кардинал не мог их опознать, – сияли белыми цветками.

Солнце грело лицо и руки, но пронизывающий ветер забирался под ветровки, и канадский флаг на корме весело хлопал.

Эту фибергласовую лодку с подвесным мотором отец Кардинала купил, когда сын еще учился в школе. На ней стоял мотор «Эвинруд» мощностью тридцать пять лошадиных сил, так что ее кильватерная струя вряд ли могла бы перевернуть даже идущее следом каноэ, однако озеро Ниписсинг можно было на этой моторке пересечь почти мгновенно. Несмотря на то, что после Великих озер это самое большое озеро в Онтарио, оно при этом и самое мелкое – двенадцать метров в самых глубоких местах. Даже легкий ветерок, подобный тому, который дул в лицо Кардиналу в это майское утро, мог породить серьезную зыбь. Волны шлепались и бились о лодку.

Они начали свой путь от пристани Вест‑Феррис и медленно поплыли мимо города. Собор сиял белизной, ветровые стекла автомобилей вспыхивали бликами солнца, как зеркала. Бегуны в цветных одеяниях парами трусили по берегу.

– Посмотри на бедные деревья, – показала Кэтрин.

У многих кленов и тополей верхушки были спилены – это пришлось сделать после того, как ледяная буря расщепила стволы и сломала сучья. Пройдут годы, прежде чем деревья обретут естественные очертания.

– А я смотрю на здания, – откликнулся Кардинал. – Вот они: там, там и вон там. – Он указал на красные кирпичи Твикенхема, белую башню Балморала.