Потом мы внутри "Брамбаха" пробуем помаду на тыльной стороне ладони, а я спрашиваю:
- Почему собаки лижут у себя?
- Просто потому что могут... - отвечает Эви. - У них же не как у людей.
Это было прямо после того, как мы убили восьмичасовой день в модельной школе, разглядывая собственную кожу в зеркала, поэтому я говорю:
- Эви, себя-то хоть не обманывай.
Курсы в модельной школе я посещала лишь потому, что Эви начала катиться по наклонной. Она носила такие оттенки помады, которые нетрудно представить себе у основания пениса. Носила столько теней для глаз, что ее можно было принять за животное по испытанию продукции. От одного ее лака для волос, наверное, над Модельной академией Тейлора образовалась огромная озоновая дыра.
Это было задолго до происшествия, когда жизнь еще казалась мне такой прекрасной.
В "Магазине Брамбаха", где мы убивали время после занятий, весь девятый этаж отведен под мебель. По краям демонстрационные комнаты: спальни, столовые, гостиные, кабинеты, библиотеки, детские, общие семейные, китайские кухоньки, домашние офисы, - все это открыто внутрь магазина для просмотра. Невидимая четвертая стена. Все в совершенстве чистое, все покрыто коврами, со вкусом заполнено мебелью и нагрето подсветкой и избытком ламп. Из скрытых динамиков бормочет белый шум. Вдоль комнат по затемненным линолеумным проходам шествуют покупатели; проходы бегут между демонстрационными комнатами и подсвеченными островками, заполняющими центральную часть этажа: беседками и кольцевыми группами диванов, направленными лампами в полу и искусственными пальмами. Тихие островки из света и цвета во тьме, кишащей незнакомцами.
- Совсем как на съемочной площадке, - говорила Эви. - Наборчики декораций, каждый из них подготовлен к съемкам очередного эпизода. Из темноты наблюдает студийная публика.
Клиенты прогуливались мимо, а мы с Эви валялись на кровати с розовым балдахином, заказывая гороскопы по ее мобильнику. Вытягивались на твидовом диванном уголке, грызли попкорн и смотрели нашу рекламу по консольному цветному телевизору. Потом Эви задерет футболку и покажет мне очередной новый пупочный пирсинг. Поддернет рукав блузки и продемонстрирует шрамы от имплантов.
- В настоящем доме у меня слишком одиноко, - жаловалась Эви. - А я терпеть не могу то чувство недостатка действительности, которое бывает, когда никто на тебя не смотрит.
Говорит:
- Я и не ищу в "Брамбахе" никакого уединения.
Дома, в квартире, меня ждет Манус и его журналы. Порножурналы разряда "парень-на-парне", которые, как он утверждал, ему приходилось покупать по долгу службы. Каждое утро за завтраком показывал мне глянцевые картинки с самососущими ребятами. Свившийся калачом, обхвативший локтями колени и выгибающий шею, чтобы отсосать у себя же, - каждый из таких ребят терялся в собственной маленькой замкнутой петле. Можно поспорить, что почти каждый парень в мире пробовал сделать такое. Потом Манус заявлял:
- Это все, что парню нужно.
Дайте мне романтичность.
Вспышка!
Дайте мне возможность отрицать.
Каждая маленькая замкнутая петля из парня, достаточно гибкого или с достаточно длинным членом, - такому не нужен больше никто в мире, говорил мне Манус, тыкая гренкой в эти картинки.
- Таким ребятам не надо заниматься карьерой или личной жизнью, - прожевывал слова Манус, листая журналы. Поддевая вилкой белок омлета, он продолжал:
- Так можно жить и умереть.
Потом я ехала в центр города, в Модельную академию Тейлора, чтобы привести себя к совершенству. Собаки лижут себе дыры. Эви с ее самоуродованием. Занимающаяся созерцаниями пупка. Дома у Эви не было никого, кроме кучи фамильных денег. Когда мы впервые добирались городским автобусом к "Брамбаху", она дала водителю кредитную карточку и попросила место у окна. Опасалась, что везет слишком крупный багаж. |