Все в ней воспринимается так, будто прекрасна ты сама, а это твое отражение в зеркале. Брэнди - королевское семейство моего момента. То единственное и незаменимое, ради чего стоит жить.
Выдаю:
- Сфойб свнс уис, - и пристраиваю холодную влажную индейку в объятия логопедши. Она сидит, пришпиленная двадцатью пятью фунтами мертвечины к кожаному сиденью вращающегося офисного кресла. Еще ближе по коридору - зов сестры Катерины:
- Э-эй!
- Мриувн вси сьяой ай, - продолжаю, выкатывая логопедшу в кресле в коридор. Говорю:
- Йовнд винк см фдо дснсв.
А логопедша улыбается мне и отвечает:
- Вам незачем меня благодарить. Я выполняю свою работу, вот и все.
Монашка прибыла с мужчиной в инвалидной коляске, с очередным мужчиной без кожи, или со сплющенной физиономией, или с полностью выбитыми зубами, - с мужчиной, который идеально мне подойдет. Моя единственная настоящая любовь. Мой изуродованный, обезображенный или больной прекрасный принц. Мое кошмарное дальнейшее существование. Мое жуткое будущее. Чудовищный остаток моей жизни.
Захлопываю дверь кабинета и закрываюсь внутри с Брэнди Элекзендер. На столе логопедши лежит ее блокнот, и я хватаю его.
"спаси меня", - пишу и поворачиваю написанное в сторону Брэнди. Пишу:
"пожалуйста".
Переключимся на руки Брэнди Элекзендер. Вечно все у нее начинается с рук. Брэнди Элекзендер протягивает руку - одну из этих покрытых волосками кистей с копытообразными костяшками: вены всей руки собраны в пучок и стиснуты над локтем разноцветными наручными браслетами. Сама по себе Брэнди - такой сдвиг в стандартах красоты, что ни одна больше вещь по-настоящему не выделяется. Даже ты сама.
- Так, девчонка, - говорит Брэнди. - Что там случилось с твоим лицом-то?
Птицы!
Пишу:
"птицы, птицы склевали мое лицо".
И начинаю смеяться.
Брэнди не смеется. Брэнди спрашивает:
- И что это должно значить?
Продолжаю смеяться.
"я ехала по шоссе", - пишу.
И продолжаю смеяться.
Кто-то выстрелил из ружья пулей 50-го калибра.
"пуля оторвала с моего лица всю челюсть".
Продолжаю смеяться.
"я приехала в больницу", - пишу.
"я не умерла".
Смеюсь.
"мне не смогли поставить челюсть обратно, потому что ее съели чайки".
И прекращаю смеяться.
- Подруга, почерк у тебя ужасный, - говорит Брэнди. - Ну, расскажи мне, что еще.
"что еще", - пишу. - "мне приходится есть детское питание".
"я не могу говорить".
"моя карьера окончена".
"у меня нет дома".
"мой жених меня бросил".
"никто на меня не посмотрит".
"всю мою одежду испортила лучшая подруга".
И продолжаю плакать.
- Еще что? - спрашивает Брэнди. - Расскажи мне все.
"ребенок", - пишу я.
"ребенок в магазине назвал меня чудовищем".
Эти глаза "Горячая Брусника" смотрят на меня так пристально, как не смотрела ни одна пара глаз за все прошедшее лето.
- Ты воспринимаешь все в совершенно херовом свете, - объявляет Брэнди. - И можешь перечислить только хлам, который уже в прошлом.
Говорит:
- Нельзя строить свою жизнь на прошлом или настоящем.
Брэнди добавляет:
- Ты расскажи мне о своем будущем.
Брэнди Элекзендер встает на каблуки туфель-капканов из золотых пластинок. Первая королева достает украшенную камнями пудреницу из сумочки воловьей кожи, и со щелчком открывает ее, чтобы посмотреться в зеркало внутри.
- Эта врач, - говорят губы "Графит". - Эта логопедша совершеннейшая дура в подобных ситуациях.
Усилием больших украшенных камнями мышц руки Брэнди я усажена на стул, все еще хранящий тепло ее зада, а она подносит мне пудреницу так, чтобы я могла заглянуть внутрь. |