Изменить размер шрифта - +
Травила изо всех стыков пневмосистема, двигатели приходилось разбирать до последнего винтика и собирать вновь, переплетать вручную тросы тормозов и управления… Так что…

— Линия фронта! Осторожнее!

— Понятно!

Нужно быть предельно внимательным. Высота — одиннадцать четыреста. Скорость — увеличиваю до четырёхсот пятидесяти. Пусть семьдесят останутся в запасе. Пригодится. Голова крутится влево-вправо, чтобы охватить максимальный сектор горизонта. С концов плоскостей срываются полосы уплотнённого воздуха, ярко белые на пронзительно голубом фоне неба. А это что? Высоко-высоко, даже выше «Б-17» ползёт белая полоса. Штурман, так же заметивший её, толкает Владимира в бок:

— Видишь?

— Угу. Это высотный разведчик. Нас он не тронет. У него высота под шестнадцать километров и оружия нет.

Тот успокаивается. Махина ползёт по небу. Взгляд на часы — пора. Радист включает рацию и пытается связаться с землёй. В наушниках слышен его голос, повторяющий позывные. Затем ответ. Скороговорка цифр. Через пару минут он вваливается в кабину и кладёт на панель карту с новым курсом и местонахождением машины. Столяров корректирует курс….

Облака похожи на невиданных зверей. Иногда напоминают строения, замки, которых так много в Швейцарии. Время ползёт по-прежнему медленно. Взгляд на указатель топлива — не так и много осталось. На час полёта максимум. Но штурман успокаивающе показывает — снижайся. Сектор газа уменьшает обороты, рули в положение снижения. Машина плавно начинает терять высоту. Через пятнадцать минут бомбардировщик оказывается в сплошной пелене кучевых облаков, некоторое время летит во мгле, и вот, наконец — земля. Под огромными крыльями мелькают белоснежные поля и чернеющие без листьев леса.

— Снижайся до двух тысяч. Через двадцать километров аэродром.

— Понял…

Это четыре минуты полёта. Высота задана. Уменьшается скорость. Точно — вон что-то чернеется впереди. Это столбы дыма. Молодцы, ребята, догадались. Зажжённые дымовые шашки указывают направление ветра и его скорость. Опытный пилот всегда может внести по ним коррективы при заходе на посадку….

Закрылки выходят полностью, увеличивая площадь плоскостей чуть ли не вдвое. Скорость уже минимальна. Задирается нос, открываются створки люков, и массивные стойки шасси выходят на свои места. Толчок от сработавших замков. Вспыхивают зелёные сигнальные лампочки, сигнализируя что всё в порядке. Есть касание! Машину встряхивает, и она уже мчится по плотно укатанному катками снегу. Винты на реверс, полный газ! Скорость падает, падает! Ну! Можно осторожно поиграть педалью тормозов. Ага! Начинает хватать….

Бомбардировщик замирает на месте, прямо у посадочного «Т». Владимир щёлкает тумблерами, глуша моторы, и наступает тишина. Только потрескивают остывающие коллекторы двигателей. Как-то непривычно тихо, после почти десятичасового гула «Райтов». Из-за одинокой избушки выруливает «эмка» и лихо подлетает к самолёту. Оттуда вылезают четверо в новеньких полушубках. Открывается нижний люк, и вот у самолёта выстраиваются семь человек.

— Товарищ генерал, задание Родины выполнено. Американский самолёт доставлен. Происшествий нет, всё выполнено по плану.

— Вольно, товарищи. Благодарю вас от всей души. Родина вас не забудет!

— Служим трудовому народу!..

Владимир сидел у раскалённой «буржуйки», застывшим взглядом смотря на играющие язычки соломенного пламени. Все члены его экипажа уже разъехались, кто куда, он оставался один. Скрипнула дверь, и в клубах пара в комнату ввалилась одетая в полушубок фигура:

— Сидишь, Столяров?

Он вскочил:

— Так точно, товарищ подполковник!

— Уже полковник, капитан.

Быстрый переход