Осторожно иду, не поднимая ног, толкаю дверь и выхожу в коридор. Отсюда мне все видно, но Боуи и Хадсона нет. По звукам мне казалось, что они в гостиной. Звать пса у меня нет сил, но если подойду к лестнице, то точно его увижу.

Проходя мимо открытой двери в комнату Хадсона, чувствую, что в ногу впилось что-то маленькое и острое. Наклонившись, замечаю на полу комочек засохшей глины. След ведет в комнату сына. Грязи совсем немного, почти не видно.

У меня сжалось сердце.

Вот что не давало мне покоя. Подсознательно мучившая меня мысль. Я видела это в доме и у Молли, и у Лесли. Комочки глины, застрявшие в ворсе ковра. Я им даже не придала значения. Может, потому что была под таблетками, под коктейлем из успокоительных и снотворных препаратов от Кендры?

Но глина, она была в спальне Молли и в коридоре у Лесли. Наклоняясь за сережкой, я подумала, что это гранула перлита.

Смотрю, куда ведет этот след из глины. Сидя на корточках, я хорошо вижу беспорядок под кроватью Хадсона, втягиваю тяжелый воздух. Крадусь на четвереньках – начинает болеть спина. На ящике со сложенными свитерами лежит книга в кожаном переплете. В темноте пытаюсь рассмотреть на корешке дату. Написано маркером.

Недостающий дневник Лесли.

За этот год.

Но оказывается, есть вещи похуже измены.

Хадсон до ужаса ревнив.

В голове всплывает разговор с Наталией. Я взглянула на ее лицо под другим углом, с каким же испугом она говорила о Хадсоне: уголки рта опущены, в глазах – ужас. Так не притворяются. Как бы мне не хотелось этого признавать, но ее эмоции были настоящими.

«Если бы не она, то Хезер была бы жива, – сказал сегодня Хадсон. – Если бы только она держала свой рот на замке».

Он обвинял Кендру в своей ссоре с Хезер, что во всем виновата она. Он и его поступки якобы тут ни при чем. Вспомнились записи Лесли, из ее дневников. Почему она считала, что Хезер боится Хадсона, а не Кендру? Да, Хадсон пытался это замять. Но разве Хезер не рассказала бы своей матери, что она боится не его, а Кендру?

Я помнила Хадсона и Хезер счастливыми. Но так было не всегда, правда? До меня долетали их ссоры. Крики. И не раз в год. Бывало, они не разговаривали неделями. Какое-то время Хезер у нас вообще не появлялась. А вдруг я позволяю себе помнить только хорошее?

Думаю о Кендре, о том, как отчаянно она доказывала свою невиновность, когда полиция ее увозила.

А что если она не врала?

Бро, перестань мне написывать, иначе я тебя заблокирую.

Может… может, Блонди – это Кендра? Как раз при ней Тео и пообещал познакомить Хадсона с Молли. Видимо, сообразил, что если откажет ему в этой любезности, то Кендра уверится в его изменах. Она ведь уже догадывалась. Скорее всего, это он дал ее номер Хадсону.

Хадсон виделся с Молли в тот вечер, незадолго до ее смерти. Он сам признался: она ему отказала. Если Наталия не врала, то Хадсон не любит, когда ему отказывают, особенно женщины. Но не убивать же из-за этого!

Только ты не причинила мне боли.

Внизу включается телевизор – от неожиданности пугаюсь. Дергаюсь, подавив в себе крик. Жадно смотрю на дневник: вот бы тайком взять, забрать к себе в спальню. И там прочитать. Но понимаю: делать этого не стоит. Хадсон узнает. Чтобы сфотографировать, у меня с собой даже нет телефона. Не помню, чтобы видела его у себя в комнате.

Должно же быть какое-то объяснение! Разумное объяснение.

Должно же оно быть.

Бесшумно возвращаюсь в спальню; с ужасом смотрю на крючок и петлю, висящие снаружи на дверном косяке – как же хочется, чтобы они были со стороны спальни.