Бет качает головой, в глазах стоят слезы.
– Они сказали, что она мертва.
– Мертва? – Душа у меня ушла в пятки.
Она кивнула, губы трясутся. Алекс приобнимает ее за плечи.
– Господи боже! Они знают, что произошло?
Сзади подбегают две женщины – я пугаюсь – они с Лесли пили по утрам кофе. Увидев, как я подошла, они тоже решились покинуть свой двор и приблизиться к нам.
– Утром я заходила к ней, – сказала одна из них. – Обычно мы общаемся каждый день, но ни вчера, ни сегодня утром она из дома не выходила, и я заволновалась. Стучала в дверь и звонила несколько раз. Никто так и не открыл. Я вызвала 911. Приехала скорая, Лесли была без сознания. – Из глаз Бет закапали слезы. Муж прижал ее, она уткнулась ему в плечо и разрыдалась.
Внимательно смотрю на дом Лесли, замечаю полный почтовый ящик.
– Значит, в последний раз вы виделись в понедельник?
– Угу, – уткнувшись в плечо мужа, кивнула Бет. Закивали и остальные женщины. – Вечером в книжном клубе.
К горлу подступает тошнота – тяжело сглатываю.
Похоже, я последняя видела Лесли живой.
Темнеет, небо темно-угольного цвета, проносятся тучи, словно множество столбов дыма. Луна сегодня пугающе бордовая. До странности соответствует обстоятельствам. Хадсон не дома, на мои СМС и звонки не отвечает.
Жутко волнуюсь.
В углу тихонько шумит телевизор, но на него я внимания не обращаю, голова забита другим.
К этому времени Хадсон обычно возвращается. Где же он? Даже когда встречается с друзьями, он заходит домой, чтобы помыться и переодеться. Поворачиваюсь, в стекле отражается мое лицо: не от мира сего, какое-то размытое. За стеклом дом Лесли, в нем темно, если не считать автоматического освещения на крыльце. Из-за него у меня вечно глаза слезятся. В доме никого, а свет все равно горит, сам по себе. Мне становится невыносимо грустно. Теперь она не сидит на веранде и не сплетничает с друзьями. Лишь одинокий фонарь освещает входную дверь. В душе разливается боль.
Мне всегда казалось странным: жизнь не останавливается, многое идет своим чередом, даже если кто-то умирает. Даже когда жизнь вокруг замирает.
Представляю Лесли такой, какой я ее впервые увидела: юной идеалисткой, ладони грязные, под ногтями земля. Я наблюдала, как она менялась из года в год, как работала во дворе, сидела на крыльце с чашкой чая. В год, когда погибла Хезер, цветы в палисаднике она не поливала, и они засохли. Протащив сумки по коричневой траве, в конце лета от нее съехал Джеймс.
По щеке покатилась слеза – вытерла ее. В последнее время мы не были слишком любезны друг с другом, но когда-то мы были подругами. Непросто осознать, что ее больше нет.
Я не все тебе рассказал о той ночи. Эти слова Хадсон произнес, стоя посреди ее лужайки.
Достаю телефон и отправляю сыну еще одно СМС: «Ты где? Позвони мне. Срочно».
С каждой минутой мне становится все страшнее. Может, он на допросе в полиции? Сильно ли он перепугался? Или сбежал от полиции?
Подтвердились ли мои подозрения на его счет?
Собираюсь звонить еще, но замечаю на улице свет фар, направленных прямо в окна, он гаснет. У меня перехватило дыхание, резко подаюсь вперед. Перед домом стоит машина Хадсона. Он выскочил из нее, быстрым шагом поднимается на веранду. Беру салфетку, промакиваю щеки и вытираю под глазами. На ней остаются следы от черной туши. Высмаркиваюсь, в этот момент распахивается дверь.
С круглыми глазами в комнату влетает Хадсон. На рубашке коричневые пятна, руки в грязи. Уставился на меня, будто ищет на мне раны.
– Все в порядке?
Не знаю, что ответить. Физически вроде да, так что не сразу, но киваю.
Он проходит дальше в комнату. |