Он откинул простыню, уложил девушку и лег рядом с ней, обнял за плечи. От нее исходил сладкий запах чистоты, и она, казалось, была создана для его объятий. Он прижал ее к себе чуть сильнее и почувствовал, что Серена дрожит. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Если бы она была способна в одиночку справиться с мучившими ее воспоминаниями и болью, она бы к нему не пришла. Подумав об этом, Гидеон даже испытал нечто похожее на разочарование. Ему было бы гораздо приятнее, если бы ее дрожь была вызвана иной причиной.

Гидеон ласково приложил ладонь к виску Серены и поудобнее устроил ее голову на своем плече, и, отвечая на это движение, она доверчиво прижалась к нему щекой. Гидеону казалось, что девушка находится на грани нервного срыва, и ей ни в коем случае нельзя оставаться одной, если это случится.

– Ну вот, а теперь можно и поговорить. Тебе удобно.

– Да, – ответила она, и голос ее прозвучал приглушенно.

– По моему, нам пора познакомиться поближе. Я родился на маленьком ранчо в Техасе и провел там большую часть своего детства. Когда мне исполнилось тринадцать, мы потеряли наше ранчо, и в тот же год мои родители умерли. После этого – до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать, – я рос в интернате, а потом путешествовал по всей стране, принимаясь за любую работу, которая попадалась под руку. – Его пальцы снова принялись гладить висок девушки. – Потом – Вьетнам, потом снова бродяжничал. Недавно я пришел к выводу, что быть состоятельным все же гораздо лучше, чем нищенствовать, так что теперь мне на некоторое время все таки придется остепениться. Росс будет от этого в восторге. Он любит комфортную жизнь. Вот, собственно, и все. Теперь ты знаешь, что представляет собой Гидеон Брандт, эсквайр. – Он скосил на нее глаза. – Я еще не усыпил тебя своей болтовней?

– Нет.

– А теперь расскажи про себя. Ты единственный ребенок в семье?

– Нет, у меня еще есть младший брат, но я редко его вижу. Он учится в школе в Англии. Мой отчим добился того, что его оформили опекуном… – Серена внезапно умолкла, и Гидеон почувствовал, как напряглось ее тело. – Нет, я не хочу говорить об этом.

– Ты не обязана говорить ни об этом, ни о чем либо другом, – мягко проговорил он. – Однако пора выбить из седла преследующих тебя разбойников, Серена, а для этого существует только один способ.

– Гидеон, я…

– Ш ш ш… Ты должна впустить их и позволить им выстрелить в себя. Иными словами, ты должна все вспомнить. И только после этого ты вновь обретешь власть над собой.

– Нет! – с панической ноткой в голосе выкрикнула она.

– Да! – с непоколебимой уверенностью произнес Гидеон, и она внезапно вспомнила, как Росс упоминал о том, что его друг может быть жестоким. – Пришло время посмотреть в глаза тому, что тебя мучает. Только в этом случае все закончится, и ты сумеешь исцелиться. Ты не одна. Я здесь, я рядом с тобой. А теперь вспомни, Серена. Она затряслась, словно в припадке малярии.

– Гидеон…

– Можешь не говорить об этом до тех пор, пока не будешь к этому готова, но хотя бы признайся себе в том, что это было. Это действительно было.

– Нет! – процедила Серена сквозь сжатые зубы. – Не принуждай меня!

– Ну же! Ты была босая, в одной ночной рубашке…

И тут она вспомнила. По щекам девушки градом покатились слезы, а тело стало содрогаться от рыданий.

– Ужас… О боже, какой ужас! Гидеон…

– Успокойся, малышка, – ласково прошептал он возле ее уха. – Все уже позади. Все в прошлом.

– Это никогда не будет в прошлом. Перед моими глазами всегда будет стоять…

– Нет, ты всегда будешь это помнить, но видеть через некоторое время уже перестанешь.